Жаклин Мартен - Сорвать розу

– Шпага принадлежала отцу – мы оба берегли ее; я отдал ее Джеймсу, потому что он первым пошел в армию, хотя отец завещал ее мне. Не представляю себе, как можно отказаться от нее по какой бы то ни было причине.

– Кроме, возможно, военного трибунала, – бесстрастно заметила Лайза. – Если подождете, я принесу шпагу – она по праву принадлежит вам.

Легко взбежав по лестнице, она ушла и вернулась через пять минут, держа в одной руке шпагу, а в другой – первое письмо Крейг, отправленное Лайзе после ее отъезда из Грин-Гейтс.

– Была бы благодарна вам, капитан Холлоуэй, если бы вы, справедливости ради, прочитали это письмо, – предложила она официально. – В нем нет прямых доказательств, но есть косвенное подтверждение тому, что вы слышали. И, надеюсь, лейтенант Форбс, – она увидела, как изменилось его лицо при упоминании этого имени, – не погиб тоже, сэр?

– Легкое пулевое ранение. Ничего больше.

– Я рада. Он был там в тот день, и хотя не думаю, что ваш брат поделился с ним, верю, он подтвердит то, что обсуждается в этом письме. Ему тоже вздумалось попытаться сделать то же самое с моей подругой, но она сопротивлялась более успешно.

– Нет необходимости читать письмо. – Он оттолкнул протянутую руку. – Простите, если мои сомнения или слова оскорбили вас. В тот момент, когда вы заговорили о шпаге… когда увидел ее…

– Извините, если запятнала память вашего брата, – сказала она, отдавая шпагу, – но считаю, что мне пришлось вынести больше, чем вам.

– Согласен, и поэтому, мисс Ван Гулик, – он осторожно положил на стол шпагу между ними, – предлагаю вам принять имя Холлоуэй от меня вместо моего брата.

– Ч-что?

– Вы достигнете цели, если выйдете замуж за меня, как если бы вышли за брата, не так ли? – холодно уточнил он. – Ведь вам нужно только имя?

– Н-но вы уже капитан! – глупо вырвалось у нее, и Лайза впервые увидела улыбку капитана Торна Холлоуэя, преобразившую его серьезное лицо, – сверкающие белые зубы на фоне темной кожи придали то особое обаяние, которое прежде скрывалось.

– Вы говорили о чем-то еще, кроме оплаты патента, – напомнил он настойчиво, сразу вернув ее неприязнь к нему, как и до улыбки.

– Пятьсот фунтов стерлингов золотом, – сказала она тоном, полным презрения. – Вы это имели в виду?

– Найдутся такие, которые сочтут это слишком маленькой суммой, – сказал он немного задумчиво.

– Тысяча, раз уже не надо оплачивать патент. Но ни пенни больше – даже за ваше имя.

– Договорились, – громко подытожил он, и теперь они стояли, глядя друг на друга с одинаковым удивлением, не в состоянии поверить, что, будучи незнакомыми какие-то четверть часа назад, сейчас собираются пожениться.

Капитан Холлоуэй первым пришел в себя, поднял шпагу и направился к ней.

Лайза неосознанно отступила назад, он подошел ближе, остановился в нескольких шагах от нее и произнес торжественно:

– Приму все необходимые меры так быстро, как только возможно. Полагаю, скорость имеет значение?

– Я беременна уже около двух месяцев, сэр, – откровенно ответила она, – если именно это вы хотите узнать.

Снова его зубы блеснули – он не смог удержаться от смеха.

– Именно это я и хотел узнать, мисс Ван Гулик. А что, все американские леди такие… такие…

– Искренние? – насмешливо подсказала она.

– Прямолинейные. Вот слово, которое я искал, но согласен и на «искренние». – Когда капитан улыбался, а улыбка у него была мимолетной, он, несомненно, становился красивым. – Также приму меры, чтобы после сегодняшней ночи вы здесь больше не оставались. Эта таверна, – он пренебрежительно оглянулся вокруг, – не совсем подходящее место для вас.

– Более чем согласна, – ответила она с таким же презрением. – Но поскольку британцы заняли все дома в Манхэттене, не нашлось другого места, где можно было бы преклонить голову.

– Сочувствую вам. Жаль, конечно, что так называемые патриоты сожгли половину Нью-Йорка на прошлой неделе.

– Не было бы никакой необходимости, капитан, если бы британцы находились дома, где им и положено быть, – вспыхнула Лайза.

Он протянул ей шпагу.

– Не хотите ли взять назад свое оружие, мисс Ван Гулик?

Лайза сначала побледнела, затем покраснела, глаза наполнились злыми слезами; повернувшись спиной, чтобы не так было заметно, девушка сказала приглушенным голосом:

– Нет. Чего бы мне хотелось, так это никогда не видеть ее снова, и никогда не встречаться ни с одним человеком по имени Холлоуэй.

Она не видела выражения его лица, но поняла его состояние, почувствовав руку на своем плече и услышав искреннее раскаяние в голосе.

– Дорогая мисс Ван Гулик, пожалуйста, простите меня, – сказал он ласково. – Беспечно забыл о боли, которую вызывают в вас воспоминания.

– Не имеет значения. – Лайза повернулась, глаза ее блестели, но слез уже не было.

– Имеет, и большое, – поправил он ее еще более ласково. – Не хотелось бы причинять боль жене еще до того, как даны обеты. Спокойной ночи, дорогая.

Она стояла в гостиной, глядя ему вслед, а затем посмотрела на свои руки, которые все еще хранили тепло и слегка дрожали после его легкого, успокаивающего поцелуя.

На следующее утро Хайрам отвез Лайзу в Манхэттен проконсультироваться с нью-йоркским поверенным бабушки Микэ. Покончив с делами, мистер Филдз пригласил ее на завтрак в Мерчант-Кофе-Хайз, где ей очень понравилось.

Таким образом, она только в середине дня вернулась в «Голубку» и увидела там капитана Торна Холлоуэя, стоявшего в дверном проеме, выделяясь среди окружающих широкими плечами и худощавым, стройным телом. С испуганным и сердитым выражением лица он каждый раз выглядывал, когда какой-нибудь экипаж с грохотом вкатывался во двор.

Опередив Хайрама, он, протянув руку, помог ей спуститься с кареты, увлекая в гостиницу, как только ее ноги коснулись земли. Не дождавшись, пока они останутся одни, Холлоуэй принялся распекать ее еще по пути в маленькую гостиную.

– Где вы соизволили пропадать большую часть дня, мадам? Уже несколько часов дожидаюсь Вашу Светлость. Что вынудило вас выйти из гостиницы, если знали, что я обещал возвратиться сегодня? Вы заставили меня изрядно поволноваться.

Лайза наклонила голову, и послышавшиеся ему странные звуки немного смягчили его.

– Не надо плакать, – сердито попросил он, вводя ее в гостиную и помогая снять плащ.

Лайза подняла голову, и его взору предстали ее глаза, выдающие озорство, но никак не слезы. А звуки, принятые им за плач, оказались едва сдерживаемым смехом.

– Вы смеетесь, – уточнил Торн Холлоуэй без всякой учтивости. – Смеетесь! – повторил недоверчиво.

– Не могу сдержаться, – задыхаясь от смеха, призналась Лайза. – Вы говорите, как… как законный муж.