Каролина Дэвидсон - Невеста по заказу

– Нет… ну… может быть… не думаешь ли ты… – пробормотала она. – Ну, если ты окончательно решила уехать, то хотя бы поживи у меня несколько дней.

– Нет, я думаю, мне надо уехать утренним дилижансом, – ответила Лотти, хотя все в ней протестовало против такого решения.

А Женевьева, вся во власти собственных переживаний, вдруг утратила присущую ей чуткость.

– Лотти! – вскричала она. – Как ты не поймешь? Ведь если ты, по мнению Стивена, достойна была называться женой пастора, именно ты, как никто другой, сможешь помочь мне!

Лотти небрежно пожала плечами.

– Попроси свою маму сшить тебе несколько темных гладких платьев, без оборок, заколи волосы узлом и ходи, потупя взор.

– И все?..

– Все остальное в тебе вряд ли можно изменить. Да, впрочем, я не очень-то уверена, что Стивен действительно этого хочет, – решительно заключила Лотти.

– Я тоже не знаю, захотел бы он сам что-то менять во мне. Но все дело в том, как меня воспринимают окружающие, – с грустью произнесла Женевьева.

– Ну, если ты им нравишься как дочь лавочника, ты, несомненно, понравишься и как жена пастора, – усмехнулась Лотти. – А если ты действительно хочешь изменить свою внешность, то представь себе, что ты одна из маленьких замызганных курочек, которых полно на вашем дворе. Или присмотрись хорошенько к Мод Клаусон.

Женевьева вздрогнула, взглянула на Лотти и взяла ее за руку.

– Но ты же вовсе не выглядишь неряшливо, как эта Мод. Во всяком случае, обычно, – добавила Женевьева, взглянув на платье, в котором Лотти мыла пол.

– Да, сегодня я выгляжу ужасно. А еще… я совсем потеряла надежду, – вырвалось у Лотти.

Лотти поставила на стол ужин – миску с тушеным мясом.

– Зачем приезжала Женевьева? – поинтересовался Джон, усаживаясь на свое обычное место.

– Просто поболтать, – ответила Лотти, повернувшись к плите. Как рассказать Джону о том плане, над которым она думала постоянно после того, как Женевьева уселась в коляску и отправилась в город. Мысль о том, что придется оставить этого человека, который спокойно сидел за столом и ел приготовленный ею ужин, разрывала на части ее сердце. «Ну а что мне еще остается, – с горечью подумала она. – Зачем ему лишняя обуза? А я теперь для него обуза». Лотти остановила взгляд на четкой линии его подбородка, взглянула на длинные пальцы, сжимавшие ложку, на его широкие плечи, склоненные над миской. «Он красивый, – подумала Лотти, рассматривая его классический профиль. – А еще он видел меня с заплаканными глазами, хотя я многие годы никогда ни при ком не плакала. А вот теперь дважды за один день он увидел меня в слезах».

– Ты, почему не ешь? – громко спросил Джон, и Лотти вдруг поняла, что он спрашивает ее об этом уже второй раз.

Она быстро отвернулась, зашелестев юбкой и, наполнив свою миску, пробормотала:

– Я не очень голодна.

– Поешь хотя бы немного, – сказал Джон, потрясенный ее молчанием и той мрачной атмосферой, которая воцарилась в комнате. «Да, ей тяжелее, чем я думал. Она очень привязалась к детям, особенно к Сисси».

Он взглянул на Лотти, которая снова повернулась к столу. С удивлением он заметил следы слез на ее щеках, утомленный вид, бледность. Она сидела, сгорбившись, словно тяжесть всего мира легла ей на плечи.

Раздевая ее взглядом, Джон сквозь опущенные ресницы – опущенные, чтобы скрыть от нее свой оценивающий взгляд, – продолжал изучать ее. «У нее округлости как раз такие, как надо, и там, где надо», – решил он, довольный тем, что знает, что именно скрывается под этим нелепым одеянием. Грудь ее вздымалась при каждом вдохе, и, когда она наклонилась, чтобы поставить свою миску на стол, он увидел, как соблазнительные округлости под ее платьем колыхнулись, искушая его своей полнотой. Джон прочистил горло, пытаясь отвлечься от этих мыслей, не желая настаивать на своих супружеских правах сейчас, когда ей было так тяжело. Но она все равно искушала его, и он чувствовал нарастающее желание.

– Нам надо поговорить, Лотти, – неожиданно сказал Джон. – Мы должны сходить к адвокату, как только он вернется, и попытаться все уладить. Может быть, мне придется съездить в Сент-Луис.

– Ты думаешь, у тебя есть шанс их вернуть, Джон? – спросила Лотти, сосредоточенно глядя на миску, в которой она в задумчивости ковыряла ложкой.

Джон прикрыл глаза.

– Не знаю. Правда, не знаю.

Он откинулся на спинку стула и чуть приоткрыл глаза – ровно настолько, чтобы видеть ее, не обнаруживая своих чувств.

– А может, Шерманы и правы. Может, детям стоит жить в городе, где они смогут получить приличное образование, где у них будут отдельные спальни и хорошая мебель. Может, и не надо удерживать их здесь только потому, что…

– Потому, что так хотела Сара, – закончила за него Лотти.

– Они – все, что у меня осталось от Джеймса и Сары, – произнес Джон. – И разве это плохо, что я не хочу с ними расставаться?

– Я думаю, что нет. Но ты должен подумать о своей жизни. Хорошенько подумай, что для тебя лучше, и поступай соответственно. Постарайся забыть о прошлом.

– Так говорила мисс Эгги? – сухо спросил Джон.

– Нет, так говорю я, – огрызнулась Лотти. – Я больше не желаю думать о прошлом, Джон. Я сделала все что могла. Теперь пора предпринять что-нибудь другое…

Джон наслаждался дерзкими ответами Лотти. Он сидел, откинувшись на спинку стула, с восхищением наблюдая, как самые разные чувства, одно сменяя другое, отражаются на ее бледном лице. «Надо же, а она совсем не раскисла, – подумал Джон. – Как мужественно держится! И может быть, она даже сможет облегчить мои страдания».

– Я пойду, закончу работу. Скоро вернусь, – сказал он, отставляя миску.

– Сходи, посмотри, там за амбаром курица решила устроить себе гнездо. – «Кто ему об этом будет через неделю напоминать?» – с грустью подумала Лотти.

Джон кивнул, надел куртку – к вечеру похолодало. Внезапно Лотти представила его одного, и от этой мысли ей сделалось не по себе. «Впрочем, обходился же он без меня, и ничего особенного, будет даже лучше, если я уеду. У него полно всяких дел и без меня. Он может продать этот дом, деньги отослать детям, а сам станет лавочником и заживет в свое удовольствие». Лотти поднялась из-за стола и отправилась мыть посуду.

Она уже уютно устроилась на своей перине, набитой перьями, когда вернулся Джон. Бледный овал ее лица светился в полумраке комнаты; печальные глаза смотрели на мужа. Джон сел у камина и стал развязывать шнурки на ботинках. Стащив ботинки, он с глубоким вздохом нагнулся и поставил их поближе к огню, чтобы они просохли к утру.

Джон снова взглянул на Лотти. Она все еще смотрела на него печальным немигающим взглядом.

Джон молча расстегнул пуговицы на рубашке, ослабил подтяжки, и они сползли с плеч. Не снимая носков, он тихо подошел к постели, расстегнул пуговицы на брюках и снял их.