Стефани Блэйк - Тайные грехи

Почувствовав в вопросе подвох, Мара насторожилась.

– Ну… да… – кивнула она. – Так сказал мне мистер Тэйт.

– Мне крайне неприятно выражать сомнение в вашей осведомленности, мисс Тэйт, но должен заметить, что мистер Тэйт владел только двумя тысячами акций «Харлан электроникс». Большая же их часть, а именно двадцать тысяч, принадлежала другому держателю. Итак, на первое января этого года двадцать тысяч акций «Харлан электроникс» принадлежали, как показывают документы, изученные Комиссией по безопасности предпринимательства, некоему Вито Москони, шурину мистера Шона Тэйта… Можете сесть, мисс Тэйт. Пока у меня к вам больше нет вопросов.

Последнее заявление прокурора вызвало шум в зале суда. Оказывается, Барбара Тэйт, жена Шона, была дочерью и сестрой двух известных главарей мафии – Бруно Москони и Вито Москони.

Мара была в ужасе: ведь теперь родственные связи Тэйтов с мафиозным кланом Москони стали достоянием гласности. Что же до прокурора, то размахивать этим документом на суде точно знаменем – неслыханная наглость с его стороны.

– Мисс Тэйт, – обратился к Маре судья, – вы можете сесть на свое место.

Она потупилась, отвернулась; глаза ее, обычно живые и яркие, сейчас, казалось, остекленели, выцвели, утратили цвет и яркость.

– Да… Мне очень жаль.

Она покачнулась, возвращаясь к своему месту за столом ответчика, и Боб Хантер поднялся, чтобы поддержать ее.

– Мара, вам плохо?

Она покачала головой:

– Со мной все в порядке.

Прежде чем опуститься на стул, она сверкнула глазами в сторону Шона и прошипела:

– Ничтожный сукин сын, ты получишь по заслугам! Скоро твои мерзкие тесть и шурин полюбуются на свои имена на первых полосах газет – и все по твоей милости. В этом случае тебе бы безопаснее находиться в тюрьме!

Шон плюхнулся на свой стул. Он казался совершенно раздавленным, до смерти напуганным. Когда же Харви Сэйера вызвали к свидетельскому месту, Шон вздрогнул.

Показания Сэйера были таковы, что не оставалось ни малейших сомнений: ответчикам уготована печальная участь. Обвинитель был к Харви беспощаден.

– Мистер Сэйер, в апреле сего года «Коппертон куквэйр» выплатила юридической фирме «Блендингс и Олсон» девяносто тысяч долларов. За что была выплачена эта сумма?

– Естественно, за юридические услуги.

– За юридические услуги? – В голосе обвинителя звенели саркастические нотки. – Правда заключается, мистер Сэйер, в том, что «Блендингс и Олсон» не оказывала вам никаких юридических услуг в апреле этого года. Собственно говоря, до настоящего времени эта фирма вообще не оказывала «Коппертон» никаких услуг.

Воротник Сэйера взмок от пота. Он вцепился руками в край стола с такой силой, словно боялся, что вот-вот лишится чувств.

– Эта выплата была сделана… заранее, авансом, – пробормотал он.

– Авансом? Ну-ну, мистер Сэйер. В тот самый день, когда чек от «Коппертон» был обналичен, Джон Блендингс доставил вам и мистеру Шону Тэйту два чека, на двадцать пять тысяч каждый. Это верно?

Сэйер был уже не в силах владеть собой – руки его заметно дрожали. Судья подался вперед и спросил:

– Вы больны, мистер Сэйер?

Тот покачал головой:

– Нет, все в порядке, ваша честь.

– В таком случае будьте любезны ответить на вопрос.

Сэйер облизнул пересохшие губы.

– Эта операция не имеет ничего общего с авансом, который мы выплатили Блендингсу и Олсону. Джон Блендингс возвратил свой личный долг мистеру Тэйту.

– Понимаю… Мисс Мара Тэйт, кажется, имела отношение к этому долгу, к деньгам, одолженным Джону Блендингсу?

– Насколько мне известно, нет.

Прокурор пристально посмотрел на Мару. Затем снова обратился к Сэйеру:

– В таком случае как вы можете отчитаться в получении чека, подписанного Джоном Блендингсом? Этот чек был в тот же день доставлен в офис Мары Тэйт.

Сэйер казался совершенно деморализованным. Он посмотрел на Шона Тэйта, взглядом моля его о помощи. Но компаньон, совершенно уничтоженный, уже ничем не мог ему помочь.

– Я… я… я тоже был связан с этим делом. Но лучше вам спросить мисс Тэйт.

– Я и намереваюсь это сделать. Еще один вопрос, мистер Сэйер. Я хотел бы узнать, не следует ли юридическую фирму «Блендингс и Олсон» называть «Сэйер, Блендингс и Олсон»? Ведь правда, сэр, состоит в том, что вы являлись тайным партнером Джона Блендингса и Эндрю Олсона.

Сэйер раскрыл рот, но не издал ни звука.

– Мистер Сэйер, я должен вам напомнить: вы находитесь под присягой. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

Сэйер уперся локтями в перила и закрыл ладонями лицо.

– Да, – выдохнул он.

– На этом все, мистер Сэйер.

Хантер проводил Мару к свидетельскому месту. Хотя она казалась спокойной и собранной, ничто из сказанного ею не могло уже изменить впечатление, которое обвинителю удалось создать во время показаний Сэйера. Все ее объяснения, касавшиеся юридической фирмы «Блендингс и Олсон», а также компании «Харлан электроникс», вызывали на лицах судьи и обвинителя лишь скептические усмешки – они явно ей не верили.

Когда судебное заседание закончилось, Мара призналась Хантеру:

– Боб, на месте судьи я бы тоже не поверила ни единому нашему слову. У них создалось впечатление, что рука руку моет, что все мы – славная компания мошенников.

– Давай не будем спешить с выводами! – урезонивал Мару Хантер. – Я считаю, что твоя речь произвела благоприятное впечатление.

Судья Квентин Баскомб все же пошел навстречу руководству «Т.И.И.» и на время отложил заседание. Таким образом, было отложено и его решение о передаче компании под надзор представителя Комиссии по безопасности, отложено до тех пор, пока федеральное жюри не произведет тщательное расследование деятельности руководства компании.

В тот день, когда Харви Сэйер получил повестку с требованием явиться в суд в качестве свидетеля, чтобы ответить на вопросы федерального жюри, он выстрелил себе в голову и умер в операционной, когда его пытались спасти.

К величайшему огорчению Фидлера, Мара перестала посещать его сеансы.

– Только временно, Макс, дорогой, до тех пор, пока мы не покончим с этим ужасным процессом, – говорила она.

Он взял ее за руку.

– Мара, именно сейчас вы больше всего нуждаетесь в помощи и лечении. Только посмотрите на себя. Вы губите свое здоровье. Сколько теперь курите? Две, три пачки в день?

– Четыре.

Он постучал себя пальцем по лбу.

– О Господи! И пьете, должно быть, не меньше пяти порций скотча в день.

– Уж не меньше!

Мара встала, давая понять, что разговор окончен.

– Простите, Макс, но я собираюсь поступать по-своему. Обещаю только, что вернусь к вам.

Мара предстала перед жюри присяжных в одиночестве – ей было запрещено пользоваться помощью советников. Подобное одиночество всегда тревожит, всегда тягостно, даже если ответчик не чувствует за собой вины. За много дней до этого испытания Мара только и думала о предстоящем.