Тия Дивайн - Жажда наслаждений

— Ты всегда был мечтателем, отец.

— А ты слишком большой прагматик.

Но она не была такой. Она была целиком в плену собственных грез и желаний, которые все растворились в воздухе.

Чего стоило наступить на горло еще одной мечте?

— А что же случилось с вашими планами?

— Пуф! Лопнули! Они основывались только на одном — что кто-нибудь из нас обнаружит нечто, могущее поставить под сомнение права Николаса на наследование. Поэтому единственное, что стоит между ним и Урсулой, — только ты… если ты хочешь вернуть себе Шенстоун. Если у тебя хватит смелости привести в исполнение свой дерзкий план.

— Но в твоем плане отсутствует одно звено — Питер. Если я выйду замуж за Николаса, Питеру ничего не останется.

— Знаешь, ты права, — согласился отец. — Но меня вопрос Питера ни в коей мере не волнует.

Таков был весь ее отец — нацеленный на одну задачу с решимостью достичь ее любыми средствами. Так или иначе он намеревался вновь вручить ей Шенстоун и получить свою долю прибыли.

Вот уж кто всегда удачно падает, подумала Элизабет. Все проблемы и осложнения стекают с него, как с гуся вода. Недаром на протяжении последних трех недель он прятался в Шенстоуне, чтобы не сталкиваться с ненужными ему проблемами в Лондоне.

И если сейчас ему удастся устроить небольшой выгодный для него роман, тем лучше он будет себя чувствовать. Он сможет вернуться к своим партнерам и надавать еще больше обещаний.

А затем вытянет руку и, как обычно, заставит ее платить.

— Почему мне никто не сказал, что Николас сегодня вставал? — с таким вопросом ворвалась в кабинет Урсула. — Я каждый день приезжаю в одно и то же время, и никто не встретил меня у дверей и не сказал, что он ушел. Где он, Элизабет? Мы должны были закончить чтение книги.

— По-моему, он решил немного покататься верхом.

— Бедняжка, он растрясет себе все кости. — Она выскочила из кабинета, пронеслась к выходу и исчезла в направлении конюшен.

— Она ушла? — Николас вышел из-за двери.

— Как вихрь.

— Не уверен, что смог бы вынести еще один день чтения Диккенса.

— Представь, что будет, если вы поженитесь, — сказала Элизабет. — Вы сможете совместно изучать многочисленные литературные труды. Как приятно вам будет!..

— У нее множество добродетелей, — заметил Николас. — Но должен заметить, что она немного более нахальная, чем мне бы хотелось.

— Чем тебе бы хотелось? — эхом отозвалась Элизабет, не зная, плакать ей или смеяться. Если такая черта ему не нравится, она заранее обречена на поражение. Хотя всерьез она не думала предлагать ему себя. — Может быть, ты ищешь себе монашку?

— Может быть, я просто еще ищу, — уклончиво ответил он.

— Ты выглядишь намного лучше сегодня, — решила она сменить тему.

— Я уже могу ходить — все, что мне нужно. И еще мне нужно покончить с бдениями Урсулы у моей кровати.

— Тогда ты должен поставить ее в известность о своем намерении. Она считает, что ты уже почти готов сделать ей предложение.

— Черт побери. — Он сам попался в свою же ловушку. — И что мне теперь делать?

Слова повисли в воздухе и заставили Элизабет облегченно вздохнуть. Необходимо было действовать именно сейчас, если только у нее хватит воздуха вытолкнуть из себя нужные слова.

— Сделай предложение какой-нибудь другой женщине. — Боже, она действительно так сказала. Или прошептала. Она не была уверена, так как оцепенела уже оттого, что произнесла.

Он резко повернулся к ней:

— Кому предложение?

Вот он, главный момент ее жизни. Сможет ли она предложить себя?

«…Любой женщиной могла бы быть ты…» Она сделала глубокий вдох и выпалила:

— Мне.

Он затих. Черт побери.

— Тебе? — наконец проговорил он. — Какого черта тебе?

Все было хуже, чем она ожидала.

— Почему бы и нет? — Ей пришлось протолкнуть слова сквозь комок в горле. — Такой выбор решил бы все твои проблемы, а заодно и мои. Ты получишь жену; получишь наследника.

— И твоего отца в придачу, — с отвращением в голосе сказал он. Черт, черт, черт. Зачем она так поступает? Услышать сейчас от нее такие слова ему хотелось меньше всего и больше всего на свете. Поэтому он должен отвергнуть ее предложение. — Нет, Элизабет, нет.

Просто… черт возьми… нет.

— Я предполагала, что ты ответишь именно так, — проговорила она. — И твои объяснения, что я уже стара и далеко не первой свежести. Поэтому я подумала, что ты захочешь увидеть вот это.

Она швырнула на стол несколько листов бумаги, и он с любопытством взял их в руки.

— Фотография? Господи… мой отец?

— Твой отец. И копии некоторых писем, написанных им и ему. Оригиналы у меня. Но, думаю, ты заметишь даже при беглом просмотре, что там есть некоторые упоминания, требующие большего внимания. Кое-что можно интерпретировать по-разному.

Он снова затих.

— Да? И что?

— То, что я буду настаивать на судебном разбирательстве. Означают ли некоторые детали переписки, что твоей матерью на самом деле была жена Уильяма.

— Я же тебе говорил, что нет.

— А вот слова Дороти говорят об обратном. Многие ее фразы можно понять, что, возможно, да.

Он закрыл глаза.

— Боже.

— Я вынуждена пойти на шантаж.

— Да уж. — Он ведь мог просто уйти от всех проблем. Планировал уйти. Теперь она заставляет его остаться, что неожиданно все осложняет. — Хорошо, Элизабет. Мы сделаем, как ты хочешь.

Она не ожидала такой быстрой капитуляции. Что теперь? Нужно решить все очень быстро.

— Тогда сегодня вечером, — сказала она, не зная, возможно ли такое быстрое завершение.

— Сегодня вечером? — Он выглядел слегка оглушенным.

— Викарий проведет церемонию сегодня. — Она еще не знала как, ведь между словами и реальным положением дел была огромная про пасть. Но, чего бы ей ни стоило, она завершит начатое.

Все остальное можно устроить.

— Ты так уверена в себе? — удивленно спросил он.

Она ни в чем не была уверена, даже в том, что сделала минуту назад, но холодно ответила:

— Мне кажется, ты сам указывал на такую возможность. — Она начала складывать письма Дороти.

— Разве? Какой я дальновидный. И что потом? — иронизировал он.

— По-моему, викарий должен быть сейчас у себя дома и пить херес с пирожными.

— Элизабет, — произнес он.

— Если ты хочешь спросить, будет ли присутствовать так называемая семья, то ответ — нет. Я не хочу, чтобы они знали.

И неожиданно поняла почему. Она внезапно осознала, почему так и не решилась рассказать отцу о письмах.

Потому что это касалось только ее. Ни его, ни его финансовых проблем и деловых планов. Использование писем должно было помочь ей одной, вот почему она сохранила в тайне их существование.

Оттого и не хотела никого видеть на венчании.

Их очень сильно испугала мысль о возможной жене Николаса. Теперь ею станет она. Никто из них не думал, что так может произойти, тем более чем такой поворот событий может грозить им.