Эмма Холли - Запретный плод

– О, – шептала Мэри, прижимаясь к широкой груди. – Я даже представить себе не могла, что ты такой... такой огромный и сильный! Ты похож на молодого греческого бога, Эдвард.

Даже звук собственного имени не разрушил опьянения, владевшего графом. В какую-то секунду он попытался отстраниться, но Мэри обхватила руками его талию и стала тереться о его бедра, как кошка. Эдварда окатила такая волна жара, что потемнело в глазах. Девушка уткнулась носом ему плечо, в то время как соски на ее маленьких грудях терлись сквозь тонкую ткань рубашки Мэри о его грудь и живот.

– Мисс Вэнс, – тихо предупредил ее Эдвард. – Мэри, остановись, пока не поздно.

– Я знаю, что не слишком красива для тебя. – Она отчаянно покусывала его в разных местах, усиливая лихорадку. – И не слишком опытна, как женщины, которых ты предпочитаешь. Но я... – Она опустилась на колени, целуя уже его живот и спускаясь все ниже. – Я могу сделать все, что ты пожелаешь. Позволь мне...

Эти слова словно плеснули виски в огонь, бушевавший в крови Эдварда. Он чуть не застонал, когда она коснулась руками его восставшей плоти. Где столь юное создание, как Мэри Вэнс, могло научиться быть настолько откровенным и испорченным?

– Я ведь нравлюсь тебе, я знаю, – шептала девушка, лаская его.

И в этот же момент он опомнился.

– Верно, нравишься, – подтвердил Эдвард почти спокойным тоном и перехватил руки Мэри. – Но это не значит, что я хочу спать с тобой.

– Твое тело говорит другое. – Мэри ткнулась носом и губами между его ног, поскольку руки ее были в плену тисков.

Эдвард усмехнулся и чуть отодвинул бедра.

– Что ж, это верно. Я хочу тебя. Но ты слишком молода для меня. А твое благородное происхождение не позволяет мне сделать то, чего ты добиваешься.

– Все дело в том, что у меня не слишком пышные формы, да? – почти по-детски спросила Мэри, и в ее голосе граф расслышал обиду. – Ты не хочешь видеть меня голой, да?

– Боже всемилостивый! – Эдвард закатил глаза, но улыбнулся. Затем он поднял Мэри на ноги. – Мне не нравятся пышные формы, и я нахожу твою фигуру вполне привлекательной. Думаю, многие мужчины, включая меня, многое бы дали, чтобы увидеть тебя без одежды, милая. Но у меня нет ни малейшего желания портить столь юное существо, а затем раскаиваться в совершенном. – Он жестом остановил Мэри, готовую заверить его, что никто не узнает об их романе. – Сохрани этот подарок для того, кто оценит его, Мэри. Пусть это окажется человек, который будет тебя любить. Для него ты будешь самой красивой и желанной, и то, что ты подаришь ему, тоже будет красиво и правильно.

– Ты говоришь сейчас, как мой папочка, – фыркнула Мэри недовольно.

– Вот и отлично. – Эдвард чуть не рассмеялся. – Лучше я останусь для тебя строгим отцом, чем потенциальным любовником.

Уперев руки в бока, Мэри смерила его нахальным взглядом от шеи до пят, задержавшись на развилке ног. Так могла бы посмотреть Имоджин. Сам себе удивляясь, Эдвард почти покраснел.

– Я никогда, слышишь, никогда не смогу думать о тебе как об отце! – упрямо провозгласила девушка.

На сей раз граф не смог удержаться и даже не рассмеялся, а расхохотался. «Нет, – подумал он, – эта девчонка создаст будущему супругу массу проблем!»

Флоренс украдкой пробиралась на конюшню. В руке у нее было зажато ароматное яблоко – угощение для Нитвит. Ей не нужны были свидетели завязывающейся между лошадью и хозяйкой дружбы.

Чмокнув кобылу в теплый влажный нос, девушка протянула ей лакомство. Нитвит раздула ноздри, словно недовольная фамильярностью, затем аккуратно взяла яблоко с ладони Флоренс. Задумчиво прожевав его, она ткнулась мордой в плечо своей наезднице. Тронутая, Флоренс чуть не прослезилась. Она на цыпочках подошла к дверце стойла, чтобы выглянуть наружу и убедиться, что никто не видел этой сцены.

В этот самый момент она и заметила Эдварда и Мэри чуть дальше по коридору. Эти двое обнимаются! И – о Боже! – что они делают?!

Мэри опустилась перед графом на колени. Руки ее ловко задирали его рубашку, тогда как губы скользили по голому животу.

Обнаженному животу Эдварда... с этими широкими кубиками мышц и темной полоской волос, спускавшейся от пупка! Когда рубаха поднялась еще выше, взгляду Флоренс открылась мощная грудная клетка, поросшая мягкими – даже на вид! – волосками, и с маленькими напряженными сосками.

До этого момента Флоренс как-то не задумывалась над тем, что у мужчин тоже есть соски. Нет, конечно, она знала об этом, но никогда их вид – ей же случалось видеть деревенских мальчишек, щеголявших под солнцем в одних шароварах, – никогда их вид не удивлял ее так сильно, как в этот раз. Боже, что за потрясающее зрелище! Такие крохотные на такой широкой груди!

Прижавшись плечом к косяку, Флоренс постаралась унять дрожь и поняла, что ее собственные груди напряглись так, что ткань платья трет соски. Пытаясь подавить всхлип, девушка прижала ладонь к самому горлу. Под пальцами бешено стучал пульс.

Она снова осторожно выглянула. Мэри исступленно прижималась к бедрам Эдварда и терлась щекой о его живот. Та часть тела, которая могла так быстро меняться в размерах, оттопыривала штаны графа, словно готовясь поддеть Мэри под подбородок. Словно толстый длинный стержень рвется наружу, подумала Флоренс, охваченная жаром.

А его лицо! Оно было искажено, словно от боли, глаза чуть прикрыты, веки подрагивают. Нет сомнений в том, что действия Мэри возбуждают Эдварда.

Да-да, Флоренс Фэрли не единственная женщина, способная заставить графа Грейстоу испытывать возбуждение. И тот вечер на балу, когда Эдвард сжимал ее в объятиях и так странно забылся, – лишь эпизод в его бурной жизни.

Пора признаться себе, подумала Флоренс с разочарованием и тоской, что она не значит для него ничего особенного. На ее месте может быть Мэри или любая другая.

Глаза защипало, и Флоренс с трудом удержала слезы. Гордо тряхнув головой, она осторожно приоткрыла дверцу стойла. Затем, стараясь ступать как можно тише, скользнула в противоположный конец коридора. Ей удалось ни разу не оглянуться. И, только выйдя на яркий солнечный свет, она припустила со всех ног прочь и бежала до самой дубовой аллеи, где ее никто не мог увидеть.

Здесь, в тени раскидистых деревьев, она замедлила шаг. Высмотрев самый старый дуб с кряжистым узловатым стволом, она села под ним прямо на прелые прошлогодние листья. Толстые узловатые корни, оголившиеся с годами, дали опору локтям. Откинувшись на шершавую кору, Флоренс запрокинула голову и долго всматривалась в зеленые ветви, пытаясь обрести спокойствие.

Ничего не получалось – перед глазами вместо веток и листьев вновь и вновь возникали жадные губы Мэри, скользившие по обнаженному мужскому торсу. Даже закрыв глаза, Флоренс не смогла прогнать картинку. На мгновение ей стало так дурно, что даже затошнило и потемнело в глазах, и пришлось дышать глубже и медленнее. Какое счастье, что сейчас она не обязана носить пресловутый французский корсет – она точно лишилась бы чувств!