Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью

– Вставай! – велел Гавейн.

Он быстро осмотрелся, но, похоже, в доме больше никого не было. Неизвестно по какой причине, но эту женщину бросили, чтобы она управлялась с солдатами, как знает. В душе Гавейна боролись ярость и желание защитить.

– Я сказал, вставай! – прорычал он и, поскольку женщина не шевельнулась, нагнулся и схватил ее за руку.

Всхлипывая и испуская вопли, она поднялась на ноги. Гавейн увидел, почему ей не удалось бежать: одно бедро было так изуродовано, что женщина едва могла ходить и сильно кривилась набок.

– Боже, ты что, только хромая или еще и безумная? – грубо осведомился Гавейн.

Она покачала головой и взвыла еще громче. Грязные светлые волосы упали ей на лицо. Молодой рыцарь чувствовал рукой, как поднимаются и опадают ее плечи в такт дыханию, как легки от недоедания ее кости. Гнев и ощущение вины, владевшие им на Рождество, снова захлестнули его. Ему хотелось сбить ее с ног одним ударом, но он удержал руку. Может быть, если он спасет жизнь этого существа, его душевное равновесие, которое нарушилось с исчезновением Рогезы, немного восстановится.

– Ты можешь сидеть на лошади?

Женщина смотрела на него испуганными глазами и тихо скулила.

– Господи Иисусе, мне некогда! – бросил Гавейн, подхватил ее на руки, повернулся к лошади и застыл. Женщина взвизгнула и вжалась лицом в кольца его кольчуги.

– Ну, что у нас тут? – Рэндал де Могун загородил плечами дверь и нагло уставился на Гавейна и его ношу. – Девка, э-э? Ну разве ты не везунчик?

Гавейн покрепче обхватил женщину.

– Она моя, – сказал он тихо.

Де Могун вошел в комнату, обогнул круп лошади. Его взгляд скользнул по украшенному резьбой сундучку, притороченному к седлу, и изрядному куску синей фламандской шерсти позади него.

– Это добыча, которую следует разделить между нами поровну, паренек, – ответил он Гавейну так же тихо. – И девку, и все остальное.

Женщина зарыдала, уткнувшись в шею Гавейна. Ее волосы терлись о его челюсть, пальцы в ужасе стиснулись на плече.

– Я не один из вас, – ответил молодой рыцарь – Я не подчиняюсь вашим правилам.

Глаза де Могуна сузились.

– Тогда тебе не место здесь, паренек. Овцы, которые бегают вместе с волками, кончают в их брюхе.

Он будто бы ненароком обнажил меч.

Гавейн отцепил женщину от своей шеи. Та шлепнулась на землю и опять громко завыла, когда увидела, что рыцарь тоже взялся за оружие.

– Ты обещал Оливеру, что присмотришь за мной! – проговорил он, задыхаясь.

– Обещал, и сдержал свое слово, не так ли? Я присматривал за каждым твоим шагом.

Гавейн облизнул губы.

– Тогда бери серебро. Делай с ним, что хочешь, но оставь девчонку в покое. Она бесполезная калека, так что вряд ли понадобится тебе.

Де Могун поднял меч и слегка поскреб подбородок краем рукояти.

– Тут ты прав. Не могу отрицать, что предложение заманчивое, но, видишь ли, если я отступлю от правил для тебя, тогда придется нарушать их ради любого, кому взбредет в голову прикопать что-нибудь для себя, а это уже никуда не годится с точки зрения дисциплины. Вот что, – он опустил рукоять и обратил ее в сторону Гавейна. – Можешь воспользоваться ею первым, а мы, когда кончим, оставим ее в живых.

Молодого рыцаря чуть не вырвало. То, что станется с женщиной после того, как ее изнасилует десяток мужчин, было хуже, чем смерть.

– Бери серебро и удовлетворись этим. Ты сможешь купить на него всех женщин, какие тебе только понравятся, не прибегая к насилию.

С этими словами Гавейн взмахнул мечом, защищая себя и служанку.

Де Могун скривился:

– Ты так и не понял, верно? Ненавижу что-либо покупать!

Его взметнувшийся меч блеснул пламенем пожарищ.

Поскольку не было свидетельств того, как умерла Рогеза де Бейвиль, ее смерть посчитали несчастным случаем и похоронили со всеми подобающими церемониями, но как можно быстрее, на кладбище Святого Петра. На похоронах присутствовали графиня и все ее женщины.

Эдон Фитц-Мар оросила слезами весь свой льняной плат и так расстроилась, что Кэтрин пришлось приготовить для нее успокоительное питье.

– Не могу поверить, – рыдала Эдон, качая на колене маленького сына. – Я думала, что она просто убежала.

Не столько думала, сколько надеялась, решила про себя Кэтрин. Впрочем, эту надежду, похоже, разделяли с Эдон и все остальные женщины графини.

– По крайней мере, ее похоронили по-христиански, – сказала она вслух и невольно скривилась, настолько лицемерно и пошло это прозвучало. Похоже, неведение действительно лучше, чем сознание истинного положения вещей.

– Я хочу, чтобы Джеффри был здесь, – капризно произнесла Эдон, прижавшись носом к головке малыша.

Кэтрин кивнула и подумала об Оливере. Кое-какие вести доходили с гонцами графини, но их было мало, и никто не называл имен, которые так хотели услышать обе женщины. Джеффри Фитц-Мар и Оливер Паскаль были слишком мелкими спицами в огромном колесе армии графа Роберта.

– По крайней мере, у тебя есть подарок на память, – сказала она, глядя на ребенка.

– Который может больше никогда не увидеть своего отца! – всхлипнула Эдон и снова разрыдалась.

Проклиная чувствительность Эдон и собственный болтливый язык, Кэтрин заставила ее выпить еще немного успокоительного питья, утешила парой пошлостей и постаралась поскорее удрать. Предлог у нее был: простуда Этель перешла на грудь, начался жар. Кэтрин не хотелось оставлять ее надолго одну.

С Этель сидела прачка Агата. Время от времени она смачивала губы старухи ложкой разбавленного водой вина, но больше ничем помочь ей не могла. Этель была практически без сознания, каждый вдох давался ей с огромным трудом.

– Я послала за священником, – всхлипнула Агата и утерла глаза краем передника. Ее двойной подбородок дрожал – Я не знахарка, но уж эти признаки мне известны. Бедняжка!

Кэтрин взглядом заставила прачку замолчать, села рядом с Этель и взяла ее здоровую руку в свою. Как быстро ухудшилось ее состояние!

– Этель?

Веки дрогнули, пальцы слегка сжались.

– Кэтрин… – прошептала Этель, сглотнув.

– Я здесь. Береги силы. Агата послала за священником.

Лицо Этель скривилось.

– Ты знаешь, что мне не нужен священник.

– Знаю, но всем остальным будет приятнее, если ты причастишься.

Этель издала странный звук – не то смех, не то попытка набрать воздух в легкие, затем схватила Кэтрин за рукав и потянулась к ней.

– Он погубит тебя, если ты не побережешься. – Она облизнула губы – Я видела во сне человека на гнедой лошади. Он опасен для тебя и для Оливера. Будь очень осторожна.

Старуха, задыхаясь, откинулась на подушку. Ее губы посинели.

– Лежи спокойно, Этель, не… Но Этельреда продолжала свое:

– Там были темнота и вода. Ты не должна приближаться к нему!