Виктория Холт - Римский карнавал

Она должна уметь многое делать самостоятельно, считала Адриана. Или девочка все время будет полагаться на мнение и волю отца? Нет, она обязана стать хитрой. Пусть использует весь свой ум, чтобы папа оценил его и понял, что ею можно гордиться.

Любила ли она теперь красивые наряды? Лукреция всегда немножко кичилась своей красотой, а что может еще больше оттенить красоту, как не чудесные меха и великолепная парча? Так надо заставить тех, кто ищет ее благосклонности, понять это. Пусть они знают, что если их подарки доставят ей удовольствие, она проявит свое расположение и попросит отца оказать им необходимую помощь.

— Послушай, — сказала Адриана, — Франческо Гонзага скоро придет к тебе. Он страстно желает, чтобы его брат Сигизмондо стал кардиналом.

— И он придет просить об этом меня?

— Тебе стоит только замолвить за него слово своему отцу, и дело будет улажено.

— Но как я, так мало разбираясь в делах отца, смогу повлиять на него?

— Твой отец хочет, чтобы ты показала себя настоящей Борджиа. Он будет рад исполнить твою просьбу, ему понравится, если Гонзага узнает, с каким уважением относится к тебе твой отец. Если Гонзага преподнесет тебе ценный подарок и ты сможешь показать его отцу, сказав при этом:» Посмотри, что подарил мне Гонзага!», его святейшество возрадуется оказанной тебе чести и, я уверена, будет только содействовать тому, кто знает цену услуги.

— Понятно, — ответила Лукреция, — я не знала, что подобные дела так устраиваются.

— Пора тебе об этом знать. Ты ведь любишь жемчуг?

Глаза Лукреции засияли. Она и в самом деле любила жемчуг — он шел к ее мраморной коже. Когда она надевала чудесное ожерелье, подаренное Александром Джулии, то казалась себе такой же красивой, как подруга.

— Я скажу Гонзаге, что ты особенно неравнодушна к жемчугу, — сказала Адриана, многозначительно улыбаясь.

« До чего же чудесно, — думала Лукреция, — иметь такое же ожерелье, как у Джулии «.

Вот так и жила дочь папы. И это оказалось очень волнительно и доходно. Могла ли Лукреция, довольно ленивая и больше других девушек любившая красивую одежду и украшения, отказаться от подобного образа жизни?

Александр принял свою дочь в своих покоях в Ватикане; вместе с ней пришла и Джулия. Александр по-прежнему обожал последнюю и жить без нее не мог.

Папа старался встречаться со своими ненаглядными без свидетелей, так что отпускал всех слуг, и девушки садились по обе стороны от него, чтобы он смог обнять каждую.

« До чего же они прекрасны, — думал он, глядя на их гладкую кожу и блестящие волосы, — наверняка в Риме не найдется девушек красивее «. Жизнь казалась приятной, когда он ощущал в себе силу и энергию юноши, и он не сомневался, что Джулия оставалась довольна, ясно выражая свою любовь к нему, которая не уступала его страсти, и знал, что его возлюбленная ни в коей мере не находила привлекательным своего молодого косоглазого мужа.

Лукреция, устроившись напротив отца, с восхищением разглядывала его роскошные покои. Потолок сиял позолотой, стены были окрашены в нежные тона, на полу лежали восточные ковры, а стены начал разрисовывать великий художник Пентуккьо, работа не была им закончена, и часть стен скрывал чудесный шелк. Повсюду стояли стулья, кресла, лежали подушки из шелка и бархата, но все затмевалось великолепием папского трона.

И эта роскошь принадлежала богоподобному человеку, который — ей просто трудно было в это поверить — был ее любящим отцом, считавшим величайшим удовольствием в жизни сделать что-то приятное своим дорогим девочкам.

— Я послал сегодня за тобой, потому что нам нужно поговорить, дочь моя, — начал он. — Мы собираемся разорвать брачный контракт, предполагавший твое замужество. Ты не выйдешь замуж за дона Гаспаро ди Прочида.

— Правда? — спросила она. Джулия улыбнулась:

— А она не отказалась бы. В крайнем случае. Александр потрепал дочь по щеке, и это напомнило ей об удовольствии, которое ей доставляли ласки Чезаре.

— Отец, — воскликнула она, — когда мы увидим Чезаре?

Джулия и папа одновременно улыбнулись, обменявшись взглядами.

— Похоже, я права, — заявила Джулия. — Бедная Лукреция! У нее еще никогда не было возлюбленного.

Александр редко открыто выказывал недовольство своим любимым девочкам, и на этот раз только тень омрачила его лицо, но Джулия знала: ее замечание задело его. Тем не менее она была слишком уверена в себе, чтобы бояться его недовольства.

— Это правда, — повторила она почти с вызовом.

— Однажды моя дочь откроет для себя огромное счастье любви, не сомневаюсь в этом. Но она подождет, когда придет ее пора.

Лукреция взяла руку отца и поцеловала ее.

— Она больше всех любит своих отца и брата, — сказала Джулия. — Да, каждый раз, когда она видит какого-нибудь мужчину, она говорит:

« Как незначителен он рядом с отцом или братом… с Чезаре или Джованни!»

— Лукреция не зря носит фамилию Борджиа, — заметил Александр, — а Борджиа видят в Борджиа великую силу.

— И не только они, — сказала Джулия, улыбаясь и держа в своей руке руку папы. — Я прошу, возлюбленный святой отец, скажи мне, кто теперь станет женихом Лукреции.

— Очень важный человек. Его зовут Джованни Сфорца.

— Он стар? — поинтересовалась Джулия.

— Какое отношение имеют годы к любви? — задал вопрос папа, и на этот раз в его голосе слышался упрек.

Но Джулия тут же постаралась успокоить его следующей репликой:

— Только Боги обладают даром оставаться молодыми. А я могу поклясться, что этот Джованни Сфорца не больше чем человек.

Александр улыбнулся и поцеловал ее.

— Это хорошая партия. Моя возлюбленная дочь будет благославлять меня за него. Лукреция, подойди ко мне, разве ты не собираешься выразить свою радость?

Лукреция поцеловала отца, выполнив свой долг.

— Но я уже не раз была обручена. Прежде чем выражать свою благодарность, я подожду до тех пор, пока увижу его и выйду за него замуж.

Александр улыбнулся. Они развлекали его своими разговорами, и он с сожалением должен был отослать их — ему предстояло заняться делами.

В сопровождении слуг они покинули Ватикан. Когда они пересекали площадь, какой-то оборванец нагло уставился на Джулию и выкрикнул:

— Вот невеста Христова!

Глаза девушки загорелись яростью, но дерзкий мальчишка не терял времени даром — он уже удрал, несясь со всей скоростью, на которую были только способны его ноги, и скрылся из виду прежде, чем Джулия успела послать кого-нибудь следом.

— Ты сердишься, Джулия, — сказала Лукреция, — тебя расстроили слова нищего.

— Меня не волнуют оскорбления, — возразила та. — Ты поняла, что он хотел сказать?

— Что ты возлюбленная моего отца. Это не оскорбление. Вспомни о тех, кто приходит искать твоего расположения именно по этой причине.