Пейдж Брэнтли - Узник моего сердца

1314 год от Рождества Христова

Шелковые юбки Николетт де Шезно высоко взметнулись, открывая изящные ножки и кружевные оборки панталон.

– Добро пожаловать, – проворковала она, игриво приподнимая шелк и раскланиваясь. – Милости просим! – губки изобразили поцелуй. – И вас, и вас, и вас!

Встряхнув очаровательной головкой, Николетт вновь закружилась по комнате, вздымая облако шелка и звонко смеясь. Остановилась на мгновение и пропела нежным голосом:

Жанна и Бланш, кружащие по комнате в неглиже, звонко засмеялись, вторя оживлению своей невестки, и подхватили простенький мотив фривольной песенки. Несмотря на их веселость и роскошь окружающей обстановки, вряд ли кого-то из этой троицы можно назвать счастливой. Ах, у каждой были свои причины, но замужество не делало их жизнь радостной.

Великолепная комната залита светом свечей, лишь дальние углы тонули в колеблющемся мраке. Пышные восточные ковры устилают пол, стены затянуты алым шелком, затканным золотыми нитями, еще несколько штрихов – и комната будет похожа на часовню, украшенную к торжественной мессе.

Три принцессы сослались на головную боль, чтобы не присутствовать на торжестве в честь Изабеллы, дочери короля Филиппа. В их отговорке была немалая доля правды – к утру головы принцесс наверняка разболятся из-за порядочной дозы вина, которое они собирались «попробовать».

Молодые женщины всегда обожали разыгрывать разнообразные представления и до недавнего времени тратили немалую толику состояния на вечеринки, проходившие в садах де Несле. Вдали от пристальных очей дворцовых соглядатаев ставились фривольные пьесы, в которых лучшие роли, естественно, доставались принцессам.

Но все изменилось с приездом Изабеллы. Вернувшись из Англии, она объявила кровную войну (иначе не назовешь) женам своих братьев, что кончилось весьма печально. Король, прознав о «невинном» развлечении невесток, с легкой руки дочери запретил все постановки в садах де Несле.

Но запрет, как известно, делает плод еще более сладким. Сегодня вечером осуществится месть. Пусть она будет тайной, но, тем не менее, такой сладостной.

Молодые особы собрались в покоях Жанны, чтобы приготовиться к вечеринке. Николетт де Шезно, дочь герцога Бургундского, в настоящее время – жена Луи, старшего сына короля, скорчила гримасу и начала приседать на манер встревоженной утки. Она была самой младшей из принцесс, обладала редким даром подражания и за спиной короля и его министров иногда вдруг корчила поразительные гримасы. Ничто не могло укрыться от ее внимательных глаз. Не удивительно, что Николетт легко изобразила королевского инквизитора Гюлимая де Ногаре, печально известного такой жестокостью и непримиримостью, что, казалось, мог бы отправить на казнь даже Папу Римского. Внешность Гюлимая была соответствующей – полный, рыхлый, с тощими ногами и жадными крохотными глазками, он походил на паука. Этот человек обожал самые отвратительные пытки. Его боялась вся Франция, хотя за глаза инквизитор де Ногаре нередко становился объектом весьма злых насмешек.

И сейчас Николетт, растопырив руки, шарила по комнате, заглядывая в резной комод, в корзинки для рукоделия, даже под кровать, на которую, покатываясь со смеху, упали Жанна и Бланш.

Николетт, изображая торжество, заглянула за гардины, затем неуклюже повернулась лицом к молодым женщинам:

– Не хватает барона де Конше. И куда он только мог подеваться? – резкий, отрывистый голос инквизитора был передан поразительно точно.

Зрительницы на кровати буквально задыхались от смеха. Во дворце все, за исключением старого короля, знали, что Рауль де Конше – любовник Изабеллы.

– Гм, эта тайна достойна внимания великого инквизитора! – провозгласила Николетт, простирая руки и нелепо встряхивая головой. Ее великолепные длинные кудри выбились из узла на затылке и черной волной упали на плечи. – Не сомневайтесь, я найду его! У меня нюх на такие дела! – пролаяла она, подражая речи инквизитора, зажала нос и указала на ночной горшок в углу комнаты.

Сама Николетт с трудом удерживалась от смеха, когда новый взрыв хохота сотряс кровать.

– Ах, вот и мадам де Пернель. Спрошу-ка ее, – Николетт проковыляла мимо зрительниц, скорчив еще более коварную гримасу и радостно добавила: – Не исключено, что мы ее немножко попытаем.

Наступила очередь Бланш включиться в представление. Невысокая, довольно полная, с пухлым детским личиком, она вполне подходила на роль глуповатой мадам де Пернель, старшей смотрительницы дворцовых опочивален. Округлив глаза, Бланш в точности передала рассеянное выражение лица бедной мадам:

– О, дорогой мессир де Ногаре, что привело вас в королевские опочивальни?

– Ищу барона де Конше. Вы его не видели? – требовательно заявила Николетт, вновь тряхнув головой.

– Он что, потерялся? – отрешенно спросила Бланш.

– Конечно, он потерялся, глупая ты корова, раз я его ищу!

– Какая трагедия! Бедная Изабелла! Кто согреет ее постель сегодня ночью? Может быть, ей придется сделать это самой?

Жанна, все еще не в силах справиться с приступами смеха, вскочила с кровати, схватила подушку, спрятала ее под юбку и быстро расправила складки. Под одобрительное хихиканье Николетт и Бланш, Жанна сбросила атласные туфли, выпрямилась, сложила губы бантиком – ни дать ни взять выброшенный на берег пескарь, пытающийся сохранить достоинство – великолепная копия Изабеллы.

– Кто осмелился потревожить Изабеллу, королеву Англии, Франции и всего остального? – высокопарно произнесла Бланш, поскольку Жанна так корчилась от смеха, что не могла произнести ни слова.

– Это я, мадам, ваш преданный слуга де Ногаре, – ответила Николетт.

– И я, – пропищала Бланш от имени мадам де Пернель, продолжая глупо таращить глаза. – Правда, я забыла свое имя.

– Уйди с моего пути, глупая женщина, – Николетт оттолкнула Бланш и обратилась к хихикающей Жанне: – Мадам, – Николетт вновь тряхнула головой, – я имею честь сообщить вам, что барон де Конше потерялся.

– Что?! Болван! – завизжала Жанна, наконец-то обретя голос. – Я прикажу, и тебе прищемят нос!

– Но, мадам, инквизитор – я, прищемлять носы – моя работа!

– Тогда прищеми его себе сам, старый козел! Заодно – и вот этой! – зловеще процедила Жанна-Изабелла, указывая на Бланш-мадам де Пернель.

– Да, мадам, я выполню ваш приказ немедленно, – Николетт ухватила себя за нос двумя пальцами. – Но, – неожиданно воскликнула она, – нужно решить, чей нос я должен прищемить первым?