Корделия Биддл - Ветер перемен

«Дилетанты», – подумал Дюплесси, хотя с его бельгийским акцентом это скорее всего прозвучало, как «дюлетанте».

– Хелю написал мой портрет пастелью и то быстрее, – засмеялась одна дама, протягивая руку за маленькими бутербродами на подносе. Драгоценности очень неприятно звякнули о серебро.

– Минуточку, я возьму еще, – остановила она официанта. – И скажите там, что нам нужно еще шампанского. Эти фотографии могут занять весь день.

– Прошу вас, леди и джентльмены! – обратился ко всем доктор Дюплесси. – Это очень тонкая операция.

Его акцент становился все более резким. Разволновавшись, доктор Дюплесси начинал говорить совершенно неразборчиво:

– Мы не есть дейлай моментабельный снимок. Доктор Дюплесси водрузил на место треногу, после чего приступил к установке камеры. Каждое очередное действие он совершал с величайшей аккуратностью, причем миссис Дюплесси стояла рядом, нависая над ним и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, как делают ассистенты иллюзиониста, которым, помимо этого, ничего другого делать не остается.

– Густав! Густав, ты не забыл вот эту маленькую штучку?.. Густав! Это не сюда!.. Ага, так. Так… Говорю тебе, сдвинь… Боже! Эти уж мне мужчины с их механикой! Сколько шуму из ничего!..

В конечном итоге все было подготовлено, и доктор Дюплесси принялся расстанавливать группы для снимков. Джинкс, Лиззи и Поль со своими более старшими двоюродными братьями и сестрами старались не попадаться на глаза, ожидая момента, когда можно было бы учинить небольшую шкоду. Всех подговаривали мальчики постарше, сыновья дяди Мартина и дяди Тони, шепотом обсуждая, как они бросят чего-нибудь, когда хлопнет вспышка. (Для этой цели было припасено несколько фаршированных яиц.) Поль принимал в этом заговоре самое шумное участие, кричал, подпрыгивая, забегал к старшим то с одной, то с другой стороны, стараясь, привлечь к себе их внимание.

Первыми снимались кузен Уит с тремя парами, которые пришли проводить его. Из них две молодые леди в последний момент увернулись от фотографа, одна из них сдернула с головы Уитни его пробковый шлем, а другая сделала вид, будто льет на голову этого щеголя шампанское. Эти выходки привели детишек в дикий экстаз, некоторые буквально катались от смеха. Те же, кто не попадал на палубу, строили гримасы, размахивали пальцами, визжали и верещали – все это обескуражило доктора Дюплесси настолько, что он решил попробовать делать только индивидуальные портретные снимки.

Тут перед ним предстала Маргарет Пауэлл и сказала, что желает сфотографироваться, после чего старшие из эсктельмовских мальчишек, дети дяди Тони, начали тихонько насвистывать.

– Она же поддатая, – зашептал один из мальчишек, и Поль подхватил его слова во весь голос.

К этому моменту Маргарет Пауэлл пропустила несколько бокалов шампанского, что заставило ее стянуть с головы шляпу и распустить длинные седые волосы по массивным плечам. Сейчас ей было море по колено, и она требовала, чтобы ее сфотографировали с одним из помощников стюарда. Ее жертвой стал Генри, шестнадцатилетний паренек, впервые попавший на такое завидное место на огромной яхте, какой была «Альседо». Он с отчаянием озирался по сторонам, безуспешно пытаясь выпутаться из глупейшего положения, в которое попал.

При виде терзаний Генри двоюродные братья захохотали еще громче и корчили ему рожи, пока тому не удалось убежать, а мисс Пауэлл не набросилась на обидчиков, как раненый дикий буйвол. Они уже кинулись врассыпную и смешались с толпой гостей, а она все еще выкрикивала проклятия, призывая всякие напасти на их головы.

Поль, Лиззи и Джинкс считали, что им несказанно повезло, когда они, незамеченные, улизнули ото всех. Они нашли укромный уголок около рулевой рубки и принялись готовиться к пиру из украденных яств, среди которых главными были три высоких бокала шампанского. Лиззи уже сделала свой официальный «глоточек», но от ревности никуда не денешься. Из-за спины стюарда стянули бокалы, и Джинкс «очень, очень медленно» несла их, глубоко запустив в них пальцы.

Теперь пришло время каждому внести свой вклад в пиршество. Всеобщий восторг вызвали фрукты из марципана, а также клубника в шоколаде, малина, финики в сахаре и пять чуть-чуть раздавленных, но все равно исключительно соблазнительных маленьких розовых пирожных. В завершение добавилась шляпка гриба, начиненная «черными рыбьими яйцами».

– Это не рыбьи яйца, – сказал Поль.

– Ничего ты не понимаешь! Каждое яичко само по себе. Я слышала, так сказала повариха. И каждое стоит серебряный доллар.

Джинкс не выносила, когда кто-нибудь сомневался в ее словах. С Лиззи трудно было сохранить за собой последнее слово. С младшим братом совсем другое дело, он должен знать свое место.

– По-моему, это так, Джинкс.

Ну, конечно, она знает то, что другим недоступно.

– Нет, не так, – настаивала Джинкс, делая последнюю попытку настоять на своем. – Тебе тринадцать, вот ты всегда…

– Все равно, если бы им дали вылупиться, то каждое яичко стало бы уже сейчас большой рыбой. Вот почему они такие дорогие.

Джинкс отпила шампанского и постаралась сохранить вид превосходства, насколько у нее это могло получиться.

Поль с сомнением рассматривал гриб, лежавший на тарелочке с золотой каймой, потом вдруг схватил его и запихнул в рот. У него остекленели глаза, лицо позеленело, но он упрямо не разжимал зубов.

– Поль! – сразу же обо всем пожалела Джинкс. Она потянулась к брату и впопыхах опрокинула и разбила свой бокал.

– Поль, если хочешь, можешь выплюнуть. У меня есть носовой платок. – Лиззи решила, что ей пора взять ситуацию в свои руки. Там, где Джинкс, одни неприятности.

Но Поль не желал отступать. Он упорно жевал и, когда проглотил всю икру, схватил свой бокал и одним духом выпил все шампанское. Девочки с ужасом наблюдали, как лицо Поля заблестело от обильного пота, потом побагровело и мгновенно высохло, как будто на нем и в помине не было пота, и, наконец, сделалось землистым. Он опустился на четвереньки и запрыгал по палубе.

– Я лягушка! – закричал он. – Смотрите, я лягушка!

– Поль, немедленно встань, – строго проговорила Лиззи, стараясь подражать отцу.

– Поль, что скажет мама?.. – испугалась чувствовавшая вину Джинкс.

Но брат прыгал себе и прыгал.

– Я выпил все-все, совсем, как па… Я поддатый!

– Тихо, Поль, – зашипела Лиззи злым и возмущенным голосом.

– Я лягушка! Я… поддатый! – Покачиваясь из стороны в сторону, Поль направился к толпе гостей, а сестры побежали разыскивать мать.

Увидев, что вокруг жены с детьми толпился народ, Джордж отреагировал с таким каменным спокойствием, что только одного его вида было достаточно, чтобы привести в чувство любого из присутствующих. Для гостей напившийся шампанского малыш был лучшим свидетельством удавшегося праздника, справлявшегося с такой легкомысленной щедростью, но появление хозяина подействовало, как холодный душ, даже на самую крикливую даму в платье со сплошными бледно-лиловыми оборочками.