Карен Рэнни - Обещание любви

Он вернулся к постели.

– Хочешь, чтобы я повернулся? Тогда рассмотришь меня со всех сторон.

– Я уже насмотрелась на тебя, – отозвалась Джудит, нежно улыбаясь. – Я ничего не хотела бы изменять в тебе.

– Убедись в этом хорошенько, любовь моя, – сказал он, и его игривый тон вдруг стал серьезным. – Другой возможности у тебя не будет. – Он раскрыл ладонь, в ней лежало обручальное кольцо Софи.

– Что это значит, Алисдер? – шепотом спросила она.

– То, что я должен был сделать давным-давно, Джудит, – пояснил он. – В Шотландии есть четыре способа заключить брак. Церкви поблизости нет, о намерении стать мужем и женой мы уже объявили, а значит, поженились и живем как муж и жена. Думаю, нам надо скрепить наш брак еще раз. – Он улыбнулся. – Поэтому, моя милая, обожаемая жена, мы сейчас совершим последний обряд, скрепляющий наш брак. Заявим о своих намерениях и совокупимся. Согласна ли ты жить со мной, быть моей женой? Будешь ли ты любить меня, мой клан, мой дом? Без сожалений и по доброй воле? – тихо спросил Алисдер, и только чуть заметная хрипотца в голосе выдавала его волнение.

Джудит кивнула, сердце ее было переполнено любовью, в горле стоял комок, она была не в состоянии говорить. Алисдер надел кольцо ей на палец.

Потом он уложил ее на постель и сам вытянулся рядом, положив одну руку на грудь Джудит и подперев второй голову. Он долго лежал так, словно давал Джудит время прийти в себя.

Но ей не нужна была передышка.

Джудит притянула его голову к себе, пытаясь без слов отблагодарить за доброту. Она осыпала его лицо легкими поцелуями, счастливо бормоча что-то. Они стали одним целым, купаясь в золотых лучах солнца, познали совершенство чувств.

Ощутив горячую влагу между ног Джудит, Алисдер медленно вошел в нее, заполнил собой и замер, давая ей время приспособиться. Она соединила руки на его бедрах, прижимая их к себе и побуждая Алисдера войти еще глубже. Это вторжение не делало ее ни победительницей, ни побежденной. Она просто любила.

Каждое движение этого танца любви было старо как мир, но они будто открывали все заново. Алисдер навис над женой, лаская языком ее язык. Она выгнулась, будто умоляя его заполнить ее вновь. Изумленный крик сорвался с ее уст, когда он принялся ласкать пальцами открытую навстречу ему жаркую влажную плоть. Джудит наслаждалась его близостью, вдыхала аромат его тела, ощущала вкус его кожи. Движения Алисдера внутри нее были медленными, неторопливыми. Они сводили Джудит с ума и дарили ощущение блаженного единения. Каким-то непостижимым образом она знала, что Алисдер сейчас испытывает то же, что и она: горит огнем и в упоении проваливается в блаженную бездну.

– Алисдер, – прошептала она.

– Да, любовь моя?

– Я восхищаюсь шотландскими традициями и не сомневаюсь, что теперь наш брак совершенно законен, но я бы не отказалась и от священника.

Алисдер усмехнулся, представив, как удивится Джудит прибытию в Тайнан гостя из Инвернесса. Священник должен приехать через несколько дней, чтобы окончательно освятить их брак. И тогда уже не будет пары, которая прошла через большее число брачных обрядов, чем они с Джудит.

Она вздохнула и плотнее прижалась к Алисдеру.

– Не бросай меня, – пробормотала она, смотря на него затуманенными глазами.

– Я никогда не покину тебя, любовь моя, – проникновенно произнес он.

– Ты похожа на молоденькую девушку, готовую лечь в постель, – сказал Алисдер, поглаживая рукой шелковистые, только что расчесанные волосы Джудит.

На ней была чистая рубашка, простыни только что сменили. Он улыбнулся ей. Джудит откинулась на подушки, как маленькая девочка, а не прелестная, но утомленная родами женщина.

Алисдер не хотел, чтобы Джудит догадалась, как сильно он тревожится, но она все равно поняла это и не сказала ему, что схватки уже начались. Алисдер узнал об этом, когда их сын уже почти родился. А к тому времени ему уже некогда было вспоминать ни об Анне, ни о Джанет, ни о других трагедиях, связанных с родами. Он был слишком занят, утверждая свои права, как хозяин, врач и муж, хотя, возможно, и в другом порядке. Однако волновался он напрасно, роды прошли легко и быстро.

– Это все шотландцы, – улыбнулась ему Джудит, когда он сообщил ей, что все благополучно закончилось.

Джудит откинулась на подушки и вздохнула. Она сильно измучилась и чувствовала, что вот-вот заснет крепким здоровым сном.

Она понимала, что ее присутствие как матери наследника сейчас не так уж и важно. За прошедшее время она узнала, что шотландцы умеют веселиться так же самозабвенно, как работать. Сейчас они наверняка собрались в большом зале и ждут появления Алисдера, чтобы начать отмечать рождение наследника. Элизабет, ставшая всеобщей любимицей, тоже была с ними, возбуждение собравшихся передалось и ей.

Джеральд Малкольм Маклеод родился на рассвете, что, по словам Гризеллы, которая считалась знатоком в подобных вопросах, означало, что сын Маклеода будет таким же умным и упрямым, как его отец.

Алисдер с гордостью понес его по винтовой лестнице наверх в башню, чтобы он подышал прохладным воздухом. Только после этого малыша отнесли в теплую кухню, где выкупали и подготовили к первому кормлению. Во время купания его правую ручку не мочили, чтобы он не знал бедности, а каждый посетитель, пришедший взглянуть на него, должен был положить в нее монетку на счастье. Малыш так крепко сжимал монеты, что собравшиеся женщины смеялись и говорили, что он будет прижимистым, необузданным и деловым человеком.

Джудит вздыхала и надеялась, что сумеет справиться с ним. Когда Джеральда вернули в колыбельку, поставленную рядом с ее кроватью, она повернулась и полными любви глазами посмотрела на сына. Это была колыбелька Джанет, потому что уснуть первый раз ребенок должен в чужой колыбельке, а не в своей. Пока Джудит рожала, Алисдер семь раз обошел вокруг замка, чтобы оградить рождающегося ребенка от злых духов. Сейчас в ногах малыша с этой же целью лежал нож, и каждая из женщин, что ухаживала за Джудит, знала, что, пока малышу не исполнится неделя, из дома нельзя выносить огонь. А сама Джудит ни в коем случае в течение месяца не должна выходить из дома после заката, иначе ее могут выкрасть злые волшебницы, чтобы она кормила молочком их больных детей.

Джудит считала, что все эти суеверия, сопровождающие рождение ребенка, сложнее, чем сама действительность.

Вначале, когда начались схватки, она почти не испытывала боли, но к концу родов она стала нестерпимой. Джудит окружили любопытные женщины из клана, которым хотелось узнать, какая же она на самом деле: слабовольная англичанка или мужественная шотландка. Она вела себя, как настоящая шотландка, и теперь не собиралась позволить им забыть об этом.