Наталья Пушкина-Меренберг - Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

своей цели? Женщины любят, когда их ошеломляют. Отважусь прыгнуть в неизвестность!

Они снова сидели в своем любимом садике. Любочка нежно прижалась к Борису. Тот был рассеян и сидел, наполовину отвернувшись от любимой. Вдруг, решившись, он повернулся лицом к ней. Он заглянул в ее глаза глубоким, сердечным, почти умоляющим взглядом и сказал деланно робким голосом:

— Дитя мое, можешь ли ты мне сделать одолжение? Очень большое одолжение.

Она удивленно посмотрела на него. Этот неожиданный вопрос никак не вытекал из их разговора, и сам его тон, казалось, готовил ее к какой-то неожиданности. Но удивление длилось недолго, и ее светившееся радостью лицо сказало ему без слов, как будет она счастлива дать ему доказательство своей любви.

— Не обещай так уж быстро, моя любимая, исполнить мою просьбу, — сказал он после ее безмолвного ответа. — То, о чем я прошу, не пустяк. Быть может, это связано даже с опасностью.

— Тем лучше, Борис, если это связано с опасностью, — живо ответила Любочка. — Тогда у меня будет возможность дать первое доказательство моей безграничной любви к тебе. Приказывай, я слушаю.

— Ты — ангел, Любочка, но я боюсь объяснить тебе. У тебя может сложиться плохое мнение обо мне, и ты меня, в конце концов, разлюбишь.

И его лицо приняло печальное выражение, как будто это уже случилось.

— Нет, Борис, это невозможно. Я люблю тебя всем сердцем. Я — твоя и навсегда. Ты — мой идеал. Что бы ты ни сказал, что бы ни сделал, я больше не представляю свою жизнь без тебя.

После этих слов можно ли было ждать лучшего для осуществления его планов?

— Собственно, я не знаю, почему захотел говорить об этом. Ведь это ни к балу, ни к разговору двух влюбленных не имеет отношения. Я был слишком счастлив, и коварная судьба хочет меня за это наказать, и меня снова ждет мрачная полоса жизни. Счастье не для меня!

Он опустил голову на грудь, а глаза его смотрели так печально, как будто он видел перед собой эту мрачную полосу. Потом, не поднимая головы, добавил:

— Лучше оставим это. Мужчина должен страдать в одиночку!

— Скажи, мой любимый, скажи! Мы будем страдать вместе, а если смогу, я облегчу твои страдания. Я не успокоюсь, пока ты не объяснишь, что я могу для тебя сделать.

— Пусть будет так, Любочка! От тебя у меня не может быть секретов.

Он медленно поднял голову. Казалось, он принял трудное решение. Его лицо приняло трагическое выражение, рот горько искривился. Глаза дико сверкнули. Инсценировка была превосходной.

— Знаешь ли ты, дитя, что значит ненавидеть? — спросил он сдавленным голосом.

— Я знаю это чувство, — ответила Любочка.

— Ты, невинная голубка, уже можешь ненавидеть? — удивился Борис и продолжал: — Тем лучше. Если это чувство тебе известно, ты поймешь то, что я тебе доверю. Так послушай. Я ненавижу Владимира Островского…

— Ты ненавидишь Владимира Николаевича? — переспросила Любочка, крайне удивленная.

Этого она не ожидала.

— Да, я ненавижу Владимира, — настойчиво повторил Борис, — и хочу, и должен ему отомстить. Я ненавижу его всеми фибрами души. Я ненавижу его как ночь ненавидит день, как смерть — жизнь. Моя ненависть безгранична, вплоть до желания оскорбить все самое святое для него, самое любимое…

— Меня ужасает столь страшное проявление твоей ненависти, Борис. Но скажи, почему ты его ненавидишь? Почему ты хочешь оскорбить все самое любимое им? — спросила Любочка.

— Однажды он тяжко оскорбил меня… Не требуй от меня больше объяснений. Я свято поклялся молчать. Хочешь ли ты помочь мой мести, Любочка?

Он остановился. Она испуганно слушала это драматическое признание, ее пугал накал его чувств.

— И как я, слабая девушка, могу тебе помочь? — робко спросила она.

— Ты знаешь, что Владимир часто пишет Вере Петровне, а она ему почти ежедневно отвечает. Эту переписку нужно прервать, а письма должны попасть мне в руки.

Любочка согласно кивнула. С большой радостью она осознала возможность отомстить ненавидимой Вере за все насмешки и унижения, которых она от нее натерпелась.

Но неожиданно лицо ее потемнело. По нему пробежала тень недоверия. Женский инстинкт остро и тонко чувствует там, где любовь встречается с ревностью. Он, казалось, подсказал ей, что дело не в перехвате писем Владимира и Веры. Сейчас она как бы совсем забыла о том, что Борис сказал о ненависти к Владимиру, и думала только о Вере, почувствовав в ней соперницу.

Логики в этом подозрении не было никакой, но следует ли логике любящее человеческое и, в особенности, женское сердце? Имеет ли догадка сердца что-нибудь общее с логикой?

— Какие у тебя с Верой отношения, Борис? — вспыхнув, спросила Любочка. — Она перед тобой в чем-то виновата? Если ты меня обманываешь…

Больше говорить она не могла. Слезы душили ее, и она закрыла лицо руками.

Борис видел ее испуг. Плут понял, что его могут раскусить. Как могла эта мысль прийти ей в голову? И все же нет, невозможно! Истинное положение дел ей неизвестно. Это было только подозрение, которое нужно отпугнуть и не дать ей почувствовать измены.

Он убрал ее руки и заставил ее взглянуть на себя. Сочувственная улыбка заиграла на его губах, и мягким грустным голосом он сказал ей:

— Ты — настоящий ребенок, Любочка! Ты забыла, что я сказал о моих чувствах к Владимиру? И если бы ты слушала меня спокойно, то не случилось бы этого непонятного страха и волнения. И где то доверие ко мне, в котором ты клялась? И что же, малейший намек, случайная мысль могут его подорвать?

Ее глаза выразили раскаяние.

— Прости, любимый… Я такая безрассудная, я это знаю. Но я люблю тебя безгранично… Скажи только одно слово, чтобы успокоить мои страшные предчувствия.

— Вера обручена с Владимиром! Какие я могу иметь на нее виды? — сказал Борис медленно и с ударением на слове «обручена».

К этому сообщению Любочка была еще менее готова. Она не переставала удивляться. Слезы быстро высохли, и она улыбнулась соблазнителю.

— Вера обручена, — сказал Борис еще раз. Он не хотел дать ей времени на размышления. — Поэтому родители Владимира в отчаянии. Старый граф Николай Михайлович ни за что не хочет этого союза. Для этого он обратился за помощью к моему отцу, своему подчиненному и многолетнему другу, который не отказывал ему ни в одной просьбе. Мой отец, зная, как я ненавижу Владимира, поручил мне найти подходящее и надежное средство выполнить поручение графа. И в этом все дело. Теперь ты, наконец, поняла, моя родная? Сумеешь ли ты помочь мне в этом деле?

— Приказывай, что я должна делать! Твоя любовь — это моя любовь, а твоя ненависть — это моя ненависть, — ответила она. И ее переполнило раскаяние в своей нерешительности.

Этими словами Борис остался доволен.