Маргарет Барнс - Леди на монете

Большая часть этих распоряжений стала известна Фрэнсис только после его отъезда.

Последние два дня они провели в Кобхеме вдвоем. Стоял апрель, было тепло и солнечно. Взявшись за руки, они гуляли по саду, где вокруг огромных деревьев и на клумбах желтели первоцветы. Даффодилы и нарциссы-жонкиль, посаженные в минувшем году, уже проклюнулись зелеными стебельками, и вот-вот должен был зацвести золотой дождь.

Сердце Леннокса было наполнено восхищением той красотой, которая открывалась перед ними, но еще больше волновала его красота женщины, шедшей рядом. Он многое бы отдал за то, чтобы увезти ее с собой, но старался убедить и ее, и себя в том, что они расстаются ненадолго, самое большее, на год, но, может быть, даже и меньше.

– Интересно, датчанки красивые? – спросила Фрэнсис. – Я поинтересовалась об этом у милорда Эссекса, и он ответил мне, что они не идут ни в какое сравнение с англичанками. Может быть, он просто хотел успокоить меня?

– Хороши они или нет, вы прекрасно знаете, что меня это мало интересует, – ответил Леннокс. – Но если я вдруг, неожиданно увижу лицо, хоть отдаленно напоминающее ваше, мне только сильнее захочется увидеть вас.

В последний раз они обошли весь большой дом, и Леннокс поговорил со строителями, у которых до его возвращения больше не должно было быть работы: музыкальный салон, который Фрэнсис задумала как продолжение банкетного зала, был завершен, и ей никогда не надоедало любоваться этой прекрасной комнатой, покрытым позолотой потолком и стенами, облицованными мрамором. Только галерея для хора не нравилась Фрэнсис.

– Она должна была бы соответствовать потолку, но для этого ее следовало тоже покрыть позолотой. А сусальное золото очень дорого стоит, – сказала она.

– Если это назначение станет одним из многих, мы забудем о том, что значит «дорого стоит». Может быть, все-таки эта работа отвлечет вас во время моего отсутствия?

– Нет, – ответила Фрэнсис, решительно покачав головой. – Все эти годы мне нравилось планировать работу и делать все вместе с вами. Чтобы это были не мои идеи, а наши. Я стану приезжать сюда время от времени, но жить буду в Павильоне. Королева нуждается во мне, впрочем, может быть, она просто так говорит…

– Король, наверное, говорит то же самое, но только своей бретонской любовнице. Я должен быть ей благодарен, не старайтесь отвадить ее от короля, моя дорогая. Вам это может легко удастся, и тогда его внимание будет снова обращено на вас.

– Сомневаюсь. Бедный, дорогой Карл на самом деле слишком ленив, и когда он смотрит назад, в прошлое, мне кажется, ему жаль того времени, которое он потратил на меня. Конечно, он любил, чтобы ему оказывали незначительное сопротивление – я уверена, что Луиза устроила маленькое представление, – демонстрируя скромность и сопротивляясь, – но Карл был уверен в том, что это всего лишь игра, и он своего добьется. Что же касается меня, то у него всегда были сомнения, и сейчас он вполне может думать, что если бы даже он и добился своего, едва ли результат заслуживал такого терпения и такого труда.

– Нет, – ответил Леннокс, стараясь быть объективным к своему кузену, – вы заблуждаетесь. Он искренне любил вас.

– Тогда, если это действительно так, прекрасно, что теперь он может быть мне добрым другом, когда, как говорила бедная Риетта, страсть уже прошла…

– Хотел бы и я быть также уверенным, что она действительно прошла. Обещайте написать мне, если он попытается…

– Обещаю. А вы должны пообещать мне, мой дорогой, только смотреть на других женщин. Но ради вашего здоровья…

Леннокс закрыл Фрэнсис рот своей рукой.

– Не говорите так. И я клянусь вам, как бы я ни был подавлен – не более двух бутылок в день. Именно так я и живу уже больше года.

– Я знаю об этом. Для меня это звучит устрашающе, но не для вас.

– Едва хватает, чтобы промочить пересохшую глотку.

– В таком случае, не позволяйте датчанам провоцировать вас на длинные речи, чтобы у вас слишком не пересыхало в горле…

В тот последний день даже шутки звучали не очень весело, а ночью Фрэнсис снова злилась на себя за то, что его страсть почти ничего не значила для нее в сравнении с его нежностью.

– Никогда не будет никого другого, сколько бы ни продлилась наша разлука, – шептал Леннокс, обнимая ее. – Мне совсем не трудно жить монахом, потому что нет на свете другой женщины, которую я мог бы так же желать.

Он много раз и раньше говорил ей об этом, и она верила ему, хотя испытывала недоумение и благодарность, потому что в глубине души знала, что только тот, кто искренне любит ее, может не обращать внимания на слабость ответной реакции и прощать ей ее. Она боготворила его, и когда на следующей день Леннокс уехал, ее горю не было границ. Из Кобхема отправилась роскошная кавалькада, а Фрэнсис, стараясь сдерживать слезы, долго махала ей вслед. В тот же день, чуть позже, приехала миссис Стюарт, правда, всего на неделю.

В течение этой недели Фрэнсис сделала все необходимые распоряжения Джервису Маплсдену, доверенному лицу, и Роджеру Пэйну, управляющему. Рабочие после того, как с ними расплатились, были уволены до возвращения хозяина, и Фрэнсис уехала, пообещав вернуться в июне.

Она ехала в Лондон вместе с матерью в большой карете, и, сидя в углу, в окружении бархатных подушек, Фрэнсис вспомнила, с каким облегчением устроилась в этой же карете в ночь своего побега из дворца, после того как в одиночестве проделала почти бегом путь от Уайтхолла до самой таверны за Лондонбридж. В ту необыкновенную ночь для нее не существовало никого, кроме Леннокса, и лучше его не было никого с тех самых пор.

Миссис Стюарт довольно долго молчала, не желая мешать дочери, только время от времени с сочувствием смотрела на нее. Глаза Фрэнсис были закрыты, и казалось, что она спит.

– Старайся принимать каждый день таким, каков он есть, – миссис Стюарт, наконец, рискнула нарушить молчание. – И тогда ты с удивлением обнаружишь, что время летит очень быстро.

Фрэнсис открыла глаза и в растерянности посмотрела на мать.

– О да, maman, я уверена, что именно так и будет, – согласилась она. – Но сейчас я не думала про Леннокса. Я думала о Карле.

– О короле? О, моя дорогая Фрэнсис, я уверена, что тебе не надо беспокоиться. Сейчас ему совершенно ясно, что ты не любишь никого, кроме Леннокса. Злые языки болтают, что он отправил Леннокса в Данию, чтобы отделаться от него, но это не так.

– Конечно, это не так. Если бы он хотел отделаться от моего супруга, он давно уже мог отправить его в Польшу или в Италию, когда тот сам просил его об этом. Я с благодарностью думаю о короле, потому что он наконец воздал должное тому, кто был ему всегда верен и принес немало пользы.