Пенелопа Томас - Тайна

— Я вел себя как ребенок, который порезался и упрекает нож за то, что течет кровь.

— Вы зря вините себя.

Кончив складывать салфетку, я оглядела гостиную, чтобы занять свое внимание чем-нибудь другим. Это избавило бы меня от необходимости смотреть ему в глаза. Но Мэри уже выполнила свои обязанности с такой тщательностью, которая заслуживала наивысшей похвалы.

Он неловко кашлянул.

— В вазе некоторые розы уже начали увядать. Можете их вынуть. И если соблаговолите посмотреть в мою сторону, то увидите, что бахрома на ковре криво лежит.

— Надеюсь, миссис Пендавс заменит цветы, — пришлось заставить себя посмотреть на него. — Мне пора начать занятия с Клариссой.

Он облокотился рукой о косяк двери, загораживая проход.

— Я предупредил Клариссу, что немного задержу Вас.

— Но, как я поняла, разговор окончен.

— Вы еще не простили меня. Я нервно сглотнула.

— Вы были очень несправедливы ко мне вчера. Он кивнул, согласившись.

— И говорили со мной жестоко.

— Вы этого не заслуживали. Виноват.

— И это все, что Вы можете сказать? Никаких объяснений не будет?

Он помрачнел.

— Не думаю, что объяснения извинят мое поведение.

— Видимо, у Вас были свои причины.

— Вы хотите, чтобы я открыл их Вам?

— Хотела бы.

У меня появились слезы на глазах. Как я могла по-прежнему дружелюбно к нему относиться, если он в любую минуту был готов сорвать на мне настроение и обидеть?! Мне даже не была известна причина этих внезапных превращений.

Лорд Вульфберн почувствовал, как мне горько на душе. Он распрямил плечи и подошел ко мне, взял мою руку и крепко сжал. Меня бросило в дрожь от его прикосновения.

— Вы не понимаете, как глубоко Вы ранили меня, — произнес он.

— Я?

— Именно Вы. Вы думаете, что от меня укрылось, как Вы мною разочарованы? Или Ваше презрение, потому что Вы убедились, что соседи были правы, осуждая меня за плохое отношение к людям?

— Но это…

Он поднял палец и не дал мне договорить.

— Я привык к их неприязни, настолько привык, что меня не трогают их проклятия и оскорбления. Но Ваше отношение мне не безразлично. Вы единственный человек, который помнит меня таким, каким я был раньше. Я даже сам забыл, каким я был, а Вы не забыли. И, несмотря на все мои насмешки и нападки, мне приятно сознавать, что есть живая душа, которая меня не проклинает.

— К чему Вы это выдумываете? Кларисса Вас обожает.

— Кларисса ребенок и моя дочь. У нее нет другого выбора. У нее больше никого нет, кроме меня.

В том, что он говорил, была доля правды. И хотя он избежал объяснения своего поступка, он еще раз подтвердил, что я нужна в доме и необходима лично ему, каковы бы ни были его настроения. Было бы жестоко не принять это во внимание и отказать в прощении, которого он так ждал.

— Не могу сказать, что до конца поняла, что Вы сказали, но я прощаю Вас. Каждый из нас может иногда поддаться настроению.

Уголки его губ задрожали.

— Даже Вы? Никогда не поверю, что Вы можете потерять самообладание.

Я отдернула руку, которую он продолжал держать в своей. С этим человеком невозможно было ладить. Не успел он добиться прощения, как тут же изменил тон и снова надел маску. Он был скользким и неуловимым, как туман, который полз и извивался за окнами его дома.

— Не могли бы Вы, по крайней мере, объяснить, почему отказали в ночлеге тем джентльменам? Этим Вы рассеете сомнения и вернете мое прежнее расположение к Вам.

Он отрицательно покачал головой.

—Этого я не могу сказать. Поверьте, у меня была очень веская причина, но открыть ее я не могу. И если Вы питаете какое-то доверие ко мне и моему здравому смыслу, то должны поверить, что это была очень разумная причина, я сделал, то, что было для их же пользы.

С этими словами он повернулся, чтобы уйти, и я поняла, что придется довольствоваться этим объяснением, которое таковым не являлось. Я только укрепилась в подозрении, что от меня скрывается какая-то неприятная тайна. Это не давало полной уверенности, что его побуждения по отношению к двум путникам были действительно разумны и дружелюбны. Но тот факт, что причина была, и весьма серьезная причина, следовало признать.

И причина эта никому не известна, за исключением разве только Уилкинса.

Эта мысль напомнила о другом.

— Подождите, милорд, — остановила я его. — Я должна Вам еще что-то сказать.

Он остановился, приготовившись слушать.

— Ночью, когда Вас не было в доме, собаки начали лаять. На этот раз около парадной двери. Случайно я оказалась в прихожей. Я подумала, что это Вы вернулись домой, и вышла посмотреть, кто это потревожил собак.

Он встрепенулся.

— Разве я не приказывал не выходить из дома ночью? А если бы собаки набросились на Вас?

— Но они этого не сделали, милорд. Они были заняты кем-то другим, кто проник на территорию поместья. На меня они даже не обратили внимания.

— Кто же это был? — спросил он настороженно. Я пожала плечами.

— Не могу сказать. Мне показалось, я слышала чьи-то шаги по гравию, но туман был такой густой, что мне не удалось рассмотреть. Когда я подняла лампу, это существо быстро удалилось.

— Какая-то дикая собака?

— Если так, то она была значительного размера, не меньше Кастора и Поллукса. И поступь у нее была тяжелая. Это было крупное животное.

— Прикажу Уилкинсу, чтобы он был более бдительным, — он нахмурился. — А где же был управляющий? Это его работа — следить за собаками ночью.

— Он спустился немного позднее. Просто я была одета и проходила как раз около двери, когда поднялся шум. А ему, видимо, надо было одеться. Но когда он вышел, это существо уже исчезло. Он не мог слышать то, что слышала я.

Он строго взглянул на меня.

— Счастье, что никто не пострадал. Но впредь запомните, что Вы должны подчиняться моим распоряжениям. Когда я согласился оставить Вас в доме, Вы дали мне два обещания, и я вправе требовать их выполнения.

— Да, милорд.

Это был довольно мягкий упрек, я заслуживала более строгого. Просто момент был удачен для меня. Мы только что уладили одно разногласие, и он не мог отругать меня сразу после этого.

— Я не закончила, милорд, — добавила я. — У меня есть подозрение, что это существо не собака, а кто-то совсем в другом роде.

— Неужели мне стоит отлучиться из дома на одну ночь, чтобы Вы не начали заниматься тем, что Вас совершенно не касается?

В голосе звучало нескрываемое раздражение и что-то еще, что я прочла в его глазах. Раньше я этого не видела. Это был страх.

Мне всегда казалось, что он не способен испытывать страха, несмотря на его собственное признание.

— Я понимаю, что меня это не касается. Но пока у меня есть голова на плечах, я не могу не думать о том, что вижу и слышу. Или Вам придется отделить ее от моего туловища.