Мэри Кингслей - Маскарад

– Я не боюсь привидений, – сказал он и решительно распахнул дверь.

– Сержант, что вы себе позволяете? – закричал сэр Хьюберт.

– Склеп был открыт, – произнес Квентин своим обычным спокойным голосом. Но Томпсона нельзя было провести, ярость была заметна не только в глазах, но, казалось, во всем теле этого аристократа. – Кроме того, я сомневаюсь, чтобы это принадлежало привидению.

– Платок, – выдохнул сэр Хьюберт и тупо уставился на кусок ткани. – Сэр, я не понимаю, что происходит?

– Чего тут понимать. Вовсе не привидение напугало вчера вашего солдата, точно так же как и не призрак был причиной вчерашних беспорядков. Черт! Я потерял вчера прекрасный парик. Ладно, неважно. Итак, Вудли был здесь.

Квентин окинул взглядом всех, кто стоял перед ним: сэра Хьюберта, сержанта, солдат.

– И мы найдем его.

Бланш на мгновение пришла в себя, а потом губы Саймона нашли ее, и этот поцелуй затмил все. Необузданная страсть бросила ее в пучину чувственности, от желания она задрожала как в лихорадке. Она ощущала его губы и легкое покалывание щетины. Бланш почувствовала огонь, разгорающийся где-то внутри. Его рука крепко прижимала ее голову к своей, а его страстный язык дарил неописуемое наслаждение. Откуда-то издали она услышала стон и страстный шепот и вдруг поняла, что это стонет она.

– Саймон! – вырвалось у нее, когда он отпустил ее губы и стал покрывать поцелуями ее шею.

Он не ответил, только снова завладел ее губами. Его язык проник ей в рот, и ее затопила волна страсти. Это была волна такого неистового желания, что Бланш сама была удивлена. Она никогда бы не подумала, что на такое способна. Она была обычной скромной девушкой, не актрисой и уж точно не продажной девицей. Но Боже, как же она хотела его, хотела ощущать под пальцами его кожу, хотела гореть от его ласк, хотела, чтобы его огонь любви зажег ее. Ей казалось, что всю свою жизнь, наполненную одиночеством, она ждала именно этого момента. Внутри ее жила женщина, о существовании которой она даже не подозревала. И внутри этой женщины бушевал пожар страсти.

Кто он, Саймон? Наглец, актер, беглый преступник. Но как ни странно, его репутация ничуть не волновала ее, он был ее половиной, человеком, которого она ждала всю жизнь.

– Бланш! – Саймон оторвался от ее губ. – Проклятие! Мы не должны…

Она прильнула к нему и стала покрывать поцелуями его шею.

– Почему нет?

– Почему? – Саймон отодвинулся от Бланш и бросил на нее удивленный взгляд. Бланш заметила, что то место на шее, куда она его только что поцеловала, начало краснеть. – Потому что мы не можем.

Она погладила пальцами красную отметину. Саймон вздрогнул. Бланш начала ласкать его шею, опускаясь все ниже, к открытому вороту рубашки.

– Ну почему? – снова спросила она.

– Потому что я беглый преступник, Бланш. Что я могу дать тебе?

Бланш обняла Саймона за шею и приблизила к нему свое лицо. Завтра она будет раскаиваться, но это будет завтра.

– Ты не прав. Саймон, мы прошли с тобой полстраны, из-за тебя я играла в театре! Неужели теперь ты остановишься и не соблазнишь меня?

– Так, значит, ты хочешь, чтобы я тебя соблазнил! – Саймон расхохотался. – Никто, кроме тебя, не смог бы сказать такое! Соблазнить!

В его глазах искрился смех и еще что-то темное и горячее. Затем он взял ее руку и поцеловал.

– Я не смогу, остановиться.

– Я и не прошу об этом.

Она подумает об этом завтра. Ей надоело быть благоразумной, здравомыслящей, ей надоело вести себя, как подобает порядочной девушке. Никогда прежде она не позволяла своим чувствам взять верх над разумом.

– Я не могу ничего тебе обещать.

– Я не требую от тебя обещаний.

Он ударил кулаком по деревянному полу сарая.

– Что ты за женщина? Я думал, ты добрая, хорошая девушка, а не…

– Не кто? – спросила Бланш, когда он замолчал. – Кто я, по-твоему?

– Забудь, – пробормотал Саймон.

– Думаю, я правильно тебя поняла.

– Всю свою жизнь…

Она замолчала, затем откашлялась и продолжила:

– Всю свою жизнь я была такой, какой хотели видеть меня люди. Моя мать умерла рано, я совсем не помню ее. Но худшим ругательством в устах моей мачехи было обвинение в том, что я ничем не отличаюсь от матери. Но знаешь, что?

Бланш посмотрела на Саймона.

– Я всегда гордилась собой, когда она так говорила. Я скрывала это чувство, но оно всегда жило в моем сердце.

Бланш механически что-то рисовала соломинкой на пыльном полу сарая.

– Мне пришлось стать такой, какой хотели меня видеть люди. Когда пришло время сделать выбор, я опять поступила так, как того ожидали от меня другие. И тут в моей жизни появился ты.

Саймон повернулся и наблюдал за ней:

– И разрушил ее.

– Ты тоже захотел, чтобы я стала тем, кто тебе нужен, – она нахмурилась. – И теперь я сама не знаю, кто я. Но это не имеет значения.

Она любила его, что может быть важнее! У Бланш было странное чувство, как будто внутри нее что-то оборвалось.

– Я ничего от тебя не требую.

«Только хочу, чтобы ты любил меня», – пронеслось у нее в голове.

– Бланш, неужели ты не видишь, что у меня нет будущего, я ничего не смогу тебе дать.

Бланш было безумно больно, но чего еще она ожидала? Ей и без того было известно, что для нее нет места в его жизни, но все-таки эти слова причинили ей боль.

Саймон быстро провел пальцами по ее шее.

– Ты нужна мне, но я не хочу, чтобы все началось вот так.

Он вскочил и принялся мерить шагами пол сарая.

– Когда моя жизнь висит на волоске, и все уверены в том, что я убил того человека. Я не смогу покинуть страну и вечно жить с осознанием того, что мои друзья считают меня убийцей.

Бланш собирала еду, которую они в приливе страсти разбросали по всему одеялу, теперь она подняла голову и посмотрела на него.

– А я думала, ты собираешься уехать из Англии.

– Нет. Ты знаешь, где мы?

– Я почти все время жила в своей деревне и путешествовала только раз, когда нашла место компаньонки.

– А где находится твоя деревня?

– В Кенте. Она называется Хартли.

Саймон, кивнул.

– Наверное, это к востоку отсюда.

– А где находимся мы?

– На дороге в Кентербери.

– Ты собираешься совершить паломничество?

– Нет, Миллер был убит в Кентербери.

Бланш открыла рот от удивления.

– Ты шутишь?!

– Нет, у меня есть план. Я ничего не смогу доказать пока не доберусь до места, где все произошло.

– Я не понимаю.

– Я много думал, – он невесело рассмеялся, – и сделал выводы, совсем неутешительные для себя. Зачем кому-то понадобилось убивать того человека, а затем подстроить все так, чтобы в преступлении обвинили именно меня?

Бланш сидела очень тихо и не упускала ни одного слова. Раньше они никогда не касались этого вопроса.