Сьюзен Джонсон - Снова и снова

Их взгляды встретились на какой-то неуловимый миг, но вскоре напряжение развеялось, и Саймон добродушно произнёс:

– Значит, просто возьмём да напьёмся?

– Я не уверена, что леди позволено доводить себя до столь вульгарного состояния, – лукаво промолвила она, – но не отказалась бы ещё от бокала-другого. А потом мы могли бы проверить, кто из нас лучше играет в пикет. Помнишь, как ты всегда мне проигрывал?

– Даже и не мечтай!

Они были приучены к карточной игре с самого детства, и Кэролайн вполне унаследовала талант своего отца.

– Ты бы лучше вспомнил, кто кого учил играть, мой дорогой Саймон!

– Я уверен, что запросто обыграю тебя, моя дорогая Каро! Я здорово набил руку за эти годы! – Хотя Саймон был на три года старше, в их детском соперничестве за зелёным сукном Кэролайн всегда оставалась первой.

– А я, по-твоему, нет?

– Неужели ты и на континенте занималась тем, что обчищала карманы наивных простаков? – с подозрением спросил он.

– Время от времени. – Её взгляд почему-то стал пустым, но уже через секунду Кэролайн взяла себя в руки и ослепительно улыбнулась: – В конце концов, надо же было на что-то жить?

– Предупреждаю тебя, дорогая, – добродушно усмехнулся он, – что я не такой простак, как ты думаешь!

– Отлично. Тем приятнее получить от тебя вызов!

– Ещё бы, – вкрадчиво промолвил он.

– Саймон, это вызов совсем иного рода! Избавь меня от своих несносных привычек!

– Значит, секс тебя больше не интересует? – рассмеялся он.

– По крайней мере в данный момент.

– Возможно, я заставлю тебя передумать!

– Даже и не мечтай, дорогой. – Она медленно покачала головой. – Твоя репутация летит впереди тебя. Однажды утратишь… и так далее… – небрежно заявила она. – Первая ставка – гинея?

– Пусть будет гинея. А если ты проиграешь?

– Я не проиграю. – Этого нельзя было допустить, ведь у неё в кошельке всего-то было пять гиней.

И она не проиграла.

Несмотря на то что игра затянулась глубоко за полночь, её искусство вызывало восхищение даже у человека, считавшегося большим мастером за зелёным сукном. Немногим удавалось превзойти его за карточным столом, и всё же за эти годы мастерство Кэролайн заметно выросло.

– А что стало с твоими деньгами? – поинтересовался Саймон, следя за тем, с какой аккуратностью она выкладывает, перед собой стопку из его последних гиней.

– Он все забрал с собой, – просто ответила Кэролайн.

– Мне придётся вызвать его на дуэль.

– Пустая трата времени. Мы ещё играем или нет?

– Каро, милая, ты сегодня выпотрошила меня до нитки. Но мы могли бы продолжить, если ты поверишь моей расписке.

– Я всё ещё не уверена, что ты просто не дал мне проиграть.

– По-твоему, я способен на такую щедрость? Ты правда выиграла. И не могу не признать, что это произвело на меня впечатление.

– Спасибо. Если бы не папино пьянство, его талант игрока не утёк бы сквозь пальцы – заодно с нашими поместьями. – Она со вздохом поднялась из-за стола. – С твоего позволения, я бы хотела отдохнуть. Почему-то вдруг почувствовала себя ужасно усталой. Надеюсь, здесь найдётся для меня какая-нибудь каморка?

– Первая дверь на втором этаже.

Её осенила весьма неприятная догадка, но Кэролайн вежливо произнесла:

– Ещё раз спасибо, – таким отрешённо-холодным тоном, словно обращалась к незнакомцу.

– Я не стану тебя тревожить.

– Я знаю, что ты меня не потревожишь. Потому что я запру дверь. – Она аккуратно собрала в ридикюль свой выигрыш. – Это был чудесный вечер, Саймон. Честное слово. – Её голос снова стал мягким и задушевным. – Я совсем забыла… – Она умолкла и улыбнулась по-детски беспомощно, как улыбалась когда-то давно, много лет назад.

– Значит, до утра.

Кэролайн кивнула и вышла.

Он следил за её грациозной походкой, которую не могло скрыть даже дешёвое поношенное платье. Её красота по-прежнему пленяла, и Саймон снова вспомнил те вечера, когда она не покидала его на ночь. Вьющийся каштановый локон выбился из причёски и упал на плечо, прикрытое дешёвой синей саржей. Ему едва удалось подавить желание заправить этот локон за ухо, как он проделывал когда-то много-много раз. Усилием воли Саймон заставил себя сидеть неподвижно, пока она не вышла в коридор.

Приглушённый стук закрытой двери должен был поставить точку на его проснувшемся влечении. Любой порядочный мужчина обязан уважать желания леди.

И он так и поступил – на то время, пока не прикончил ещё одну бутылку.

Она крепко спала в кровати под балдахином, но услышала, как ключ поворачивается в замке, словно ждала этого. Дверь тихонько отворилась и закрылась, и она села в постели.

– Ты не постеснялся разбудить хозяйку, чтобы раздобыть ключ, – обратилась она к мужчине, прислонившемуся спиной к двери.

– Она не осталась в обиде.

– В отличие от меня.

– Я подумал, что это стоит проверить самому.

– Ты совсем не изменился.

«А ты?» – подумал он.

– Тебе нравятся яблоневые дрова? Я предупредил хозяйку, чтобы она топила твой камин только яблоневыми дровами.

– Спасибо. Можно подумать, ты явился сюда проверить, какие дрова у меня в камине. Не желаешь продолжить маскарад и поговорить о погоде?

– По-моему, мы успели обсудить её во всех подробностях за обедом. – Его улыбка ярко сверкнула в темноте. – Но если тебе угодно…

– Что мне угодно, тебя, судя по всему, ничуть не интересует. Я нарочно упомянула о том, что запру дверь.

– Если ты хочешь, чтобы я ушёл, так и скажи.

– Не уверена, что ты двинешься с места, даже если я того пожелаю.

– Понятно. – Нейтральный, но решительный тон. Такой тон бывает у мужчины, когда он никуда не собирается уходить.

– Ничего тебе не понятно! Как всегда, ты видишь только одно – то, что тебе хочется, – сердито возразила она.

– Я не хочу с тобой спорить. – У него не было ответа на этот откровенный упрёк. – Скажи, чего ты от меня хочешь, и я сделаю это.

Его низкий вибрирующий голос был полон скрытых намёков и обещаний. Сознательно или бессознательно – он обещал ей сейчас то, что обещал любой женщине, с которой имел дело. И в этом-то и состояла её дилемма. Хочет ли она снова быть включённой в длинный список его любовниц? Кэролайн нахмурилась.

– Сколько раз ты предлагал женщине такой выбор?

– Господи, Каро, какая же ты зануда! Ни разу не предлагал! Теперь ты довольна?

– Врёшь.

– Ну, раза два от силы. – Он небрежно повёл плечами. – И что с того?

Раза два – или сто два? Наряду с раздражением, вызванным столь бесстыдной ложью, Кэролайн почувствовала, что колеблется, к великому своему несчастью. Ах, и зачем только Господь дал ему эту несравненную губительную красоту? Он был чересчур красив, слишком обаятелен и совершенно уверен в себе.