Нэнси Като - Все реки текут

А теперь ей, как матери жениха, предстояло надеть какую-нибудь глупую шляпку с цветами и вуалью. Дели слишком долго жила одна, и светская жизнь тяготила ее. Она решила заиметь какую-нибудь подходящую болезнь, когда станет известна дата венчания, а Энни послать очень хороший подарок, компенсирующий ее отсутствие.

В течение года, пока длилось обручение, Алекс несколько раз приводил к ней в гости доктора Энни, и они все время разговаривали вдвоем, в основном о «деле», что нравилось Дели гораздо больше, чем пустая светская болтовня, даже когда их разговор становился слишком профессиональным. Энни говорила быстро и оживленно, но слушать она не умела, предпочитала высказываться сама. Алекс же был слишком влюблен, чтобы протестовать. Интересно, через сколько времени после свадьбы он начнет отстаивать свои права, размышляла Дели.

У Энни были светлые волосы, пухлое личико и немного выдвинутые вперед зубы, что придавало ей своеобразную привлекательность. У нее была крепкая фигура и большие руки с хорошо ухоженными, остриженными ногтями. Как-то она поладит с женой Бренни – подумала Дели, вспомнив длинные грязные ногти Мэвис с облупившимся красным лаком. Уж это-то серые наблюдательные глаза Энни заметят сразу.

После первой беременности Мэвис не стала красивее, а сейчас она уже ждала второго ребенка. Дели начала уставать от роли бабушки, ведь четвертый внук – не первый, к тому же она не собиралась превращать свой дом в ясли для младенцев Бренни. Вежливо, но твердо она отказалась присматривать за маленьким Китом, пока Мэвис была в «интересном положении».

Когда разразились события в Пёрл-Харбор, Дели не представляла себе, что они затронут и ее лично, хотя вступление в войну Соединенных Штатов Америки, безусловно, приблизит ее конец, считала она. Вскоре Гордон написал, что они направляются в Квинсленд, чтобы пройти курс обучения по ведению военных действий в джунглях.

В последний раз он приехал домой в отпуск на Рождество и сказал, что его часть перебрасывается на север – они должны помешать быстрому продвижению японцев через Малайю. Служба у Гордона шла хорошо, он получил звание лейтенанта. Дели ненавидела войну и всю военную машину, ненавидела форму и жесткую регламентацию жизни, но сейчас она с невольной гордостью смотрела на фигуру сына, одетого в «хаки», – он в самом деле очень хорошо выглядел. Дели встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, и погладила стриженые каштановые волосы на затылке.

Она улыбалась и вздыхала, вспоминая свою глупую гордость, когда он родился у нее в Мельбурне: «Это – мой сын», – думала она тогда. Смешно – сотни миллионов женщин так же рожали детей и так же провожали их на войну.

– У меня такое чувство, – сказала Дели, – что японцы планировали теперешние события, а они фанатичны и хорошо обучены. Как ты думаешь, они доберутся до Австралии?

– Никогда. Мы им не позволим.

– Но ведь очень многие наши мужчины сейчас на Среднем Востоке.

– Им придется вернуться. Но Сингапура «самураям» не видать.

Дели растрогалась, когда Гордон попросил у нее фотографию – ту, на которой она была сфотографирована в Эчуке, тогда ей было чуть больше восемнадцати.

– Мальчишкой я любил смотреть на эту фотографию, – сказал он. – Мне тогда казалось, что так выглядят настоящие принцессы.

В нем появилась решительность, синие глаза потеряли свою мечтательность, хотя настоящую военную выправку он еще не приобрел. Это просто Гордон, одетый в военную форму, а не лейтенант Эдвардс, прибывший домой в очередной отпуск, подумала Дели.

Он побывал в гостях у Бренни в его семейных апартаментах, которые выделили ему в доме Департамента общественных работ. Гордон впервые увидел Мэвис и двух своих племянников, но его комментарий после посещения Бренни был весьма односложен: «Ну и тигренок этот маленький Кит».

Дели пошла проводить сына на станцию. Она стояла рядом с ним и, кусая губы, ждала, когда объявят об отправлении поезда. Во всем мире, говорила она себе, матери провожают на войну сыновей. Ты – только одна из них. Не смей плакать, Гордон терпеть не может сцен. Скорей бы поезд отошел.

Наконец поезд тронулся. Рука в хаки махала ей до тех пор, пока поезд не скрылся из виду. Через два месяца пал Сингапур, и Гордон пропал без вести в аду японского наступления.

Однажды ночью Дели проснулась оттого, что ей приснился поразительный сон. Она стояла на поляне: перед ней на рыжей земле – крытые листьями хижины, кокосовые пальмы, над головой – яркое голубое небо. Дели с удивлением оглядывалась по сторонам.

И вдруг увидела идущего к ней Гордона, одетого лишь в защитного цвета шорты.

Гордон небрежно с ней поздоровался и спросил:

– Ты принесла мне краски?

– Краски? Какие краски?

– Ну как же, я просил тебя купить мне краски.

– Ой, совсем забыла! Я так рада снова увидеть тебя.

Гордон взял Дели под руку и повел к какому-то длинному низкому строению. Когда они подошли, строение оказалось магазином, и Дели купила Гордону набор масляных красок в деревянном ящичке.

– Здорово! Спасибо, мам! – сказал он, и вдруг они снова очутились на «Филадельфии», мальчики опять были маленькими, и Брентон ворчал: «Зачем ему краски? Это девчоночье занятие».

Сон был таким реальным, что, проснувшись, Дели не сразу поняла, где она находится. Что это за странная маленькая комната с большим окном, через которое виден пологий известковый берег, поросший чахлой травой? Она выглянула наружу и увидела за дорогой полоску солероса, кусты у реки, а дальше спокойно темнеющую под звездами широкую гладь Гулуа. Низко над водой висел похожий на распятие Южный Крест, отражаясь в блестящей поверхности воды. Ночь была полна слабыми отзвуками бьющего о берег прибоя, похожими на отдаленный грохот канонады. Дели лежала, прислушиваясь, но звуки не беспокоили ее. Более чем когда-либо она была уверена, что Гордон жив и находится в плену где-нибудь в Малайе. Дели вспомнила, как купила ему на день рождения коробку масляных красок, – тогда ему исполнилось двенадцать. Ей показалось, что в его рисунках карандашом и мелками есть что-то многообещающее, но не устояв перед ворчанием Брентона и насмешками братьев, Гордон скоро забросил краски.

Полная самых лучших намерений, Мэвис пришла выразить Дели соболезнование в связи с исчезновением Гордона; она взяла с собой и сыновей. Их крики, беготня по дому безмерно раздражали Дели.

– Вы так мужественно все переносите, – сказала Мэвис своим тонким, гнусавым голосом. – Я бы с ума сошла, если б хоть один из моих мальчиков потерялся, наверняка сошла бы.

– Гордон не потерялся, – резко ответила Дели. – Он только пропал без вести. Как только поступит информация о военнопленных, мы узнаем о нем.