Нэнси Като - Все реки текут

Это были чудесные мгновения, но, если честно, не совсем то, чего он ожидал на основании прочитанных книг. Все произошло слишком быстро и оставило оттенок грусти. Foeda est in coitu et brevis voluptos. [6]Нет, нет, он не должен так думать. Ведь он испытал восхитительные мгновения.

Дороти… В ее серых глазах вспыхивают золотые искорки, будто солнечные зайчики в зимний день. Ум у нее, как у мужчины, а кожа такая нежная. Скоро она уедет, и он никогда больше не увидит ее…

– Это безумие ехать в такое время по нижней дороге! – говорила Эстер. – Я лично не собираюсь искушать судьбу. Довольно уже того, что сегодня пятница, несчастливый день. Мы не должны подвергать мисс Баретт…

– О, я не боюсь воды, миссис Джемиесон! Чарльз, однако, настаивал именно на этом, коротком, варианте пути: старый мерин Барни хорошо знает дорогу, она пока вполне надежна.

– Тебе, Адам, нет никакой нужды ехать. Оставайся дома!

– Я очень хочу поехать, мама! – Адам сказал это сквозь стиснутые зубы. Новая усвоенная им манера разговаривать с матерью заставила Эстер уступить.

Дели сначала было велено оставаться дома, и она, скрепя сердце, смирилась. Ей сказали, что в половодье на дороге образуются опасные промоины, но если бы ей разрешили, она была готова презреть опасность ради удовольствия провести с мисс Баретт еще несколько часов. И вдруг она услышала:

– Если ты не боишься, Филадельфия, я бы попросила тебя поехать и подобрать для меня шелковые нитки. Мужчин просить бесполезно.

– Хорошо, тетя!

Она кинулась в свою комнату, чтобы приготовить все необходимое для раннего отъезда.

При выходе она столкнулась нос к носу с какой-то долговязой фигурой: это была Ползучая Анни, которая подслушивала у дверей, бесшумно подкравшись на своих длинных ступнях.

Наутро они поднялись с восходом солнца. Адам устроил так, что они с мисс Баретт оказались на одном сиденье. На ней был костюм из ткани в черно-белую клетку, длинная юбка закрывала ноги; широкий рукав жакета касался руки юноши, который чувствовал себя на седьмом небе.

Дели уселась так, чтобы лицезреть изящную Серую шляпку своего кумира, украшенную двумя пучками серебряных перьев; из-под шляпки падали на затылок светло-каштановые завитки волос. Ее обычно невозмутимое лицо сегодня выглядело чуть-чуть взволнованным.

Барни быстро домчал их до затопленного участка леса. Там он пошел осторожнее: дорога была под водой и обозначалась лишь зарубками на стволах эвкалиптов. Или всерьез уверял, что умница Барни видит эти зарубки. На самом же деле лошадь чувствовала дорогу копытами. На первой же яме вода поднялась почти до пола коляски.

Пользуясь высокой водой, сразу двадцать пароходов поднялись в Эчуку. В гавани царило необычное оживление. Адам отнес вещи мисс Баретт в помещение вокзала, а Чарльз повел лошадь в конюшню – обсушить и почистить. Мисс Баретт широким мужским шагом направилась к билетной кассе. Дети понуро шли по обе стороны своего божества. Войдя в вагон, она что-то оживленно говорила им через окно, но они упорно молчали, подавленные предстоящей разлукой.

– Мне предстоит увлекательное путешествие, – она оглянулась на еще незанятые кожаные сиденья и заключенные в рамки виды штата Виктория на стене купе. Спохватившись, она виновато взглянула на два несчастных лица за окном.

– Выше голову, Дели, мы с тобой еще увидимся! Ты будешь тогда знаменитой художницей, твои картины будут выставляться в залах Королевской академии. Я рассчитываю, что со временем вы оба завоюете мировое признание. Не бросай писать, Адам, не при каких условиях. И никогда не успокаивайся на сделанном, если чувствуешь, что можешь сделать лучше.

Раздался последний звонок:

– Все по местам! По места-а-м!

– До свиданья, мои славные! Пишите мне!

Двери захлопнулись. Поезд медленно, почти неощутимо, двинулся вдоль края платформы. В последнюю минуту прибежал запыхавшийся Чарльз, успевший помахать ему вслед шляпой.

Уехала… Адам и Дели еще чувствовали энергичное пожатие ее теплой руки. Дели, не вымолвившая за все время ни слова, строго смотрела прямо перед собой, делая отчаянные усилия, чтобы не разреветься. Адам был бледен как полотно.

Чарльз ласково взял девочку под руку.

– Ну, моя радость, как насчет ленча? Не отправиться ли нам к Стаси, где мы можем шикануть? На сладкое возьмем шоколадное мороженое, а? Как ты считаешь, Адам?

– Мне все равно, – рассеянно отозвался тот. Лицо юноши выражало глубокую печаль. Отец, видать, воображает, что его сын только вылез из пеленок. Шоколадное мороженое! И это в то время, когда сердце разрывается от боли. Сами собой, непрошеные, сложились в мозгу строчки, четкие, ясные, будто написанные мелом на доске:

Дели чувствовала себя неважно, есть совершенно не хотелось. Но природная доброта заставила ее смягчить резкий отказ Адама.

– Это будет чудесно, дядя! – сказала она.

Адам пошел с ними, но ел мало и неохотно, настороженно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Чарльз планировал посещение выставки-продажи мериносовых овец, о которой было объявлено в газете. Он поднялся с места и положил на стол полукрону.

– Купите себе что-нибудь по своему желанию, – сказал он. – Встретимся на пристани в половине третьего. – Он взял с вешалки свою широкую войлочную шляпу и вышел.

Адам быстро накрыл монету рукой.

– Послушай, малышка! Мне нужны деньги. Я тебе верну твою часть когда-нибудь после. Я должен повидаться с одним парнем, мы с ним вместе учились в школе. Сегодня, по дороге сюда, я увидел, как он вошел в отель. Тебе со мной нельзя. Может, пойдешь в парк, а? Это ведь ненадолго?

Голос его звучал настойчиво, глаза лихорадочно блестели.

– Ладно уж! – протянула она. – Только ты скорее приходи.

– Я зайду за тобой в два пятнадцать, мы вместе пойдем на пристань. Отцу об этом знать не обязательно. Может, ты хочешь выпить горячего шоколада?

– Нет, – ее глаза смотрели на него с беспокойством. Как это не похоже на Адама! Раньше он никогда никого не обманывал.

Он вывел девочку из закусочной. Снаружи ярко светило зимнее солнце. Они спустились по Верхней улице в западную часть города, и Адам оставил ее у мемориала в честь Макинтоша, владельца первой лесопилки. Мемориал представлял собой арку, сооруженную из бревен эвкалипта. Дели пошла вниз по дорожке, петляющей меж дикорастущих деревьев, пока дорогу ей не преградила река Кэмпасп с крутыми глинистыми берегами. В том месте, где она впадает в Муррей, девочка села и стала смотреть, как сливаются оба спокойных потока: снеговые воды с гор Нового Южного Уэльса и дождевые – с равнин штата Виктория. Убаюканная шумом воды и отдаленным гудением лесопилок, девочка задремала.