Лиз Карлайл - Никогда не обманывай герцога

Гарет зажег лампу и, накинув халат, подошел к небольшому столику между окнами, на котором стояло бренди. Он налил себе один бокал, потом еще один и уже приготовивлся было налить третий, как его вдруг охватило беспокойство и он взглянул на стоявшие на камине часы. Половина третьего. Почему ему показалось, что он где-то в другой жизни?

Это было то самое место, и возвращение сюда пробудило в нем массу воспоминаний. Странно, но Гарет думал о Сириле и бабушке. Вся его детская жизнь была сплошным страданием, но Гарет не понимал, что такое настоящие страдания, пока не оказался на «Святом Назарете».

Одним большим глотком проглотив остаток бренди, Гарет почувствовал, как оно обожгло ему горло. Господи, Ротуэлл наверняка рассмеялся бы, если бы увидел его сейчас съежившимся в темноте.

У Гарета никогда не было склонности к выпивке. Он всегда считал, что эта дурная привычка характерна для людей голубой крови, для тех, кому не нужно вставать с рассветом, чтобы заработать себе на жизнь, то есть для той категории людей, к которой теперь он и сам принадлежал вдруг ясно осознал Гарет.

При этой мысли он вскочил со стула и беспокойно заметался по комнате. Его дедушка был прав: Гарету не подходит такая жизнь. Тогда как все это могло случиться? Некоторое время Гарет был погружен в водоворот мыслей и смутных воспоминаний и не мог сказать, что именно в конце концов отвлекло его от размышлений и почему, отдернув тяжелые шторы, он окинул взглядом лежащий внизу двор.

Селсдон-Корт первоначально возник как северная башня, которая потом, во времена Вильгельма II, превратилась в украшенный зубцами замок. Постепенно замок стал роскошным особняком; до сих пор сохранились многие оригинальные детали, в том числе и самые старые части дома – южная и восточная башни, соединенные высокой стеной. В мерцающем свете висящих на воротах фонарей Гарету были видны неясные очертания стены и грубые желтовато-коричневые камни кладки по ту сторону внутреннего двора. Со своего наблюдательного пункта, расположенного вверху, он мог разглядеть зубцы стены, но ее внутренняя часть при этом оставалась в тени.

Гарет взглянул на небо: дождь еще продолжал поливать, но уже не так яростно. Еще одна вспышка молнии, прорезавшая небо, осветила дом. Гарет снова перевел взгляд на стену, и тут ему показалось, что он заметил у башни… Движение? Свет? Пожалуй, то и другое, решил он. Последовала еще одна вспышка, более отдаленная, и на этот раз Гарет отчетливо увидел… женщину в белом.

Она шла в белой накидке словно привидение, воздев к небесам руки. Боже правый, она молила о смерти? Небо снова осветилось, окутав женщину бледным потусторонним светом. Казалось, она не обращала внимания на приближающуюся грозу, и Гарет, не осознавая, что собирается делать, надел тапочки.

Потом он, конечно, понял, что ему следовало позвать слуг, тогда его тапочки остались бы сухими и он не приобрел бы лишней заботы. Но под влиянием момента он сломя голову помчался по полукруглым коридорам и вверх-вниз по лестницам из одного крыла дома в другое, горячо молясь, чтобы Господь напомнил ему дорогу к выходу на стену. Неужели он забыл? Детьми они с Сирилом часто играли в башнях, сражаясь друг с другом на винтовых лестницах.

Она появилась перед Гаретом внезапно – закругленная деревянная дверь с коваными железными накладками, установленная под странным углом к стене. Распахнув ее, Гарет оказался в круглом зале башни. Лестница была как раз напротив, и он, поднявшись на половину пролета, увидел следующую дверь – узкую, дощатую, которая вела на стену. Но проклятая дверь оказалась запертой!

Мощным ударом плеча Гарет проложил себе дорогу, заставив дверь распахнуться в темноту на скрипящих петлях, и прямо напротив дверей увидел женщину, которая шла спиной к нему и, казалось, своим телом еще больше увеличивала напряженность в пространстве. Горизонт снова осветился, целиком озарив расположенную впереди восточную башню. Но Гарету не нужно было видеть лица женщины; он уже знал, кто она, – хотя, наверное, зная это с самого начала.

– Ваша светлость! – Его возгласа почти не было сльшно из-за рева дождя. – Антония! Стойте!

Но она не слышала Гарета. Он осторожно двинулся к ней, не обращая внимания на лужи. С намокшими от дождя светлыми волосами, свешивающимися до самой талии, она выглядела поразительно хрупкой и маленькой.

– Антония? – тихо повторил Гарет.

Когда же он дотронулся до ее плеча, женщина обернулась без всякой тревоги и посмотрела – нет, не на него, а сквозь него, и Гарету стало не по себе, особенно когда он увидел, что на ней нет ничего, кроме тонкой муслиновой ночной сорочки, которая теперь прилипла к потрясающе красивой груди.

– Антония, – тихо заговорил он, заставив себя перевести взгляд на ее лицо, – что вы здесь делаете?

– Беатрис… – забормотала она, не глядя на Гарета, – экипаж… слышите?

Она бросилась прочь, запустив руку в мокрые волосы, однако Гарет мягко, но решительно остановил ее, взяв за локоть.

– Кто такая Беатрис? – спросил он, стараясь перекрыть шум дождя.

– Все кончено, – хрипло проговорила Антония. – Это… это, должно быть, они?

– Антония, опомнитесь! Сегодня никто не придет.

– Дети, дети, – пробормотала она, с явным раздражением покачав головой. – Я должна подождать.

Герцогиня – лунатик! Или, быть может, немного сумасшедшая? Она, несомненно, не понимала, где находится, и Гарет почувствовал, что обязан во что бы то ни стало увести ее с этой стены, потому что молния может убить их обоих.

– Пойдемте внутрь, Антония. Я настаиваю. – Гарет потянул ее за руку.

– Нет! – в панике выкрикнула она. – Нет, я не могу уйти! – Она метнулась в сторону, вынудив Гарета крепко схватить ее за руку.

Антония сражалась с ним как маленькая ведьма, колотя обеими руками, царапая ногтями и стараясь высвободиться. Наконец ей все же это удалось, но на этот раз Гарет схватил ее в охапку и одной рукой крепко прижал к себе, стараясь не сделать ей больно, а она продолжала изо всех сил молотить его.

Тело Антонии оказалось маленьким, но на удивление сильным и к тому же – Боже, помоги ему! – очень соблазнительным. В течение, казалось, целой вечности Антония извивалась, вырывалась, наносила ему удары, а Гарет старался ее удержать, потому что все это происходило на высокой стене на фоне надвигающейся грозы, и ничто, кроме невысоких зубцов, не мешало им обоим кувырнуться через них и упасть на лежащие внизу скалы. Но в конце концов Гарету все же удалось своим телом прижать ее к стене башни.

– Стоп, Антония! – Она едва дышала, Гарет прижимал ее к себе, а дождь ручьями стекая по его лицу. – Ради Бога, стойте спокойно!

Антония начала плакать – вернее, это был раздирающий душу вой, и Гарету показалось, будто этот звук что-то разбудил у него внутри: это был ужас, разбивающий сердце Ужас. Когда у Антонии начали слабеть колени и ее обмякшее тело стало сползать вниз по стене, Гарет подхватил ее и положил ее голову себе на плечо, чтобы дать ей возможность выплакаться. Крепко держа Антонию другой рукой, он почувствовал, что женщина перестает сопротивляться, и, полностью прижав ее к себе, ощутил, как жизнь, сознание или что-то иное медленно возвращается к ней.