Лиз Карлайл - Никогда не обманывай герцога

Отвернувшись от окна, Гарет, упершись рукой в бедро, пересек комнату. Он с трудом сдержал себя от импульсивного желания пойти к Антонии, понимая, что ему не следует этого делать. Они и так слишком сблизились, подружились, даже больше… Возможно, для Антонии было легче всего довериться ему, положиться на него, вместо того чтобы бежать в противоположном направлении – подальше от Селсдона, сплетен и воспоминаний.

Внезапно снова загрохотал гром, на сей раз настолько сильно, что в окнах задребезжали стекла. Гарет выскочил за дверь и прошел до половины коридора, прежде чем осознал, что собирается сделать, а к тому моменту, когда достиг поворота в коридор, ведущий к апартаментам герцогини, уже не мог заставить себя вернуться обратно и, окончательно забыв обо всем на свете, бросился вперед. Антония была одна, и если не спала, то ей наверняка было страшно. Гарет вошел через гостиную, которая была погружена в темноту, осторожно приблизился к дверям в спальню и в нерешительности замер. Нужно ли постучать, чтобы Антония смогла надеть халат? Или просто проскользнуть внутрь, надеясь, что она сладко спит? Хотя нельзя сказать, что они еще не видели друг друга без одежды.

Открыв дверь, Гарет увидел свет одинокой свечи, горевшей в глубине комнаты. Антония стояла у окна с раздвинутыми шторами. Она скрестила руки на груди и опустила плечи, словно хотела спрятаться в самой себе. Ее ноги были босыми, длинные волосы тяжелыми волнами ниспадали до талии, и в сумрачном свете она была похожа на призрак – мучительно прекрасный плод его воображения.

Он тихо шепнул ее имя, и Антония сразу обернулась. Ее лицо походило на грустную маску, но когда она увидела Гарета, ее взгляд смягчился и глаза сразу превратились в прозрачные озера.

– Гейбриел, – прошептала она, без раздумий бросившись в его объятия. – Гейбриел, мой ангел.

Крепко прижав ее к своей груди, он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и в этот момент ему пришла мысль, что еще неизвестно, кто кого успокаивает. Казалось, Антония нашла свое место – возле него, на фоне его широкой груди она выглядела такой маленькой, такой нежной и такой… чистой. Гейбриел почувствовал, что беспокойство за нее ушло на второй план, а на первом плане была потребность в ней – потребность более глубокая и более сложная, чем простое вожделение. Но возможно, ему было необходимо, чтобы Антония в нем нуждалась. Возможно, потом, когда ей это больше не понадобится, когда она снова станет здоровой и сильной, она просто пойдет дальше, но сейчас…

Ему следовало прошептать ей на ухо что-нибудь ободряющее и тотчас отстраниться, а вместо этого он зарылся лицом в ее волосы и сказал:

– Антония, я так беспокоился, гроза…

– Гейбриел, – она слегка вздрогнула в его объятиях, – я чувствую себя такой глупой. Ну почему я должна быть такой? Это просто-напросто дождь – это же Англия, и от дождей невозможно избавиться, верно? Я очень хочу снова быть нормальным человеком.

– По-моему, ты совершенно нормальная. А кроме того, разве существует возможность выбора? Меньше чувствовать? Меньше любить? Ты могла бы прожить жизнь наполовину?

– Нет, – чуть дрожащим голосом ответила она и покачала головой, так что ее волосы скользнули по его халату. – Нет, я этого не хотела бы. Я просто никогда не думала об этом.

– Я думаю, Антония, что если ты кого-нибудь любишь, то любишь глубоко и безгранично, – тихо сказал Гейбриел. – Но даже самое глубокое чувство не в состоянии оградить нас от потери того, что нам дорого. Но мы должны продолжать жить. Именно это ты и делаешь – идешь дальше. Ты выбираешь наилучший из известных тебе путей. Не будь жестокой к самой себе, дорогая, мир и так достаточно жесток.

– Спасибо за твои слова. – Она с дрожащей улыбкой взглянула на Гарета. – Думаю, ты очень мудрый человек. Я… честно, просто не знаю, что делала бы без тебя.

Гейбриел заправил ей за ухо прядь волос, чувствуя, как его грудь сжимается от острой потребности оберегать Антонию; он погрузился еще глубже в этот бездонный колодец непрошеной любви. Он влюбился – это вполне подходящее определение того ужаса, который с ним приключился.

– Значит, ты вообще не спала?

– Нет, – покачала головой Антония, – я не могла, а на самом деле просто боялась идти спать, когда услышала гром. Я не могла рассчитывать на то, что сегодня ночью бедная Нелли придет выуживать меня из фонтана или стаскивать с крыши, понимаешь?

Обнимая одной рукой, Гейбриел повел ее к кровати, на которой одеяло уже было откинуто, а подушки беспорядочно сдвинуты.

– Ну вот, – сказал он, откладывая в сторону свой халат, – я полежу с тобой, пока не закончится гроза.

– Прошу тебя, не делай ничего такого, о чем потом будешь жалеть. – Она смущенно взглянула на Гейбриела. – Я знаю, что ты чувствуешь ко мне. Ты чувствуешь, что обязан…

– Ш-ш-ш! – Гейбриел притянул ее к себе. – Не разговаривать… Разве не это ты всегда говоришь? Не разговаривать. Не думать.

– Но мы же не сможем просто лежать? – тихо заметила Антония, словно прочитав его мысли. – Я попрошу у тебя большего. И ты дашь мне это.

Гейбриел знал, что она права, но у него не было сил уйти из комнаты, которая пахла гардениями и соблазном – пахла Антонией.

– Антония, ты хочешь, чтобы мы занялись сексом? – хрипло спросил он. – Это то, что поможет тебе забыться?

– Да, – поспешно ответила она и, высунув язык, легонько коснулась им уголка его рта. – По-моему, ты обладаешь талантом к этому.

– Господи, Антония, по-моему, я обладаю талантом все запутывать, – прошептал он.

Гейбриел поцеловал Антонию долгим, горячим поцелуем, скользнув языком в сладостную глубину ее рта. В ответ Антония, застонав, полностью раскрылась для него.

Гейбриел провел руками по ее вискам и погрузил пальцы в волосы, говоря себе, что хочет просто успокоить ее, хотя в душе понимал, что это ложь. Услышав глубокий вздох Антонии, он почувствовал, как член наливается теплом и кровью, и она, словно поощряя, просунула язык к нему в рот. К собственному изумлению, Гейбриел задрожал, как ненасытный жеребец, и это была ошибка – еще один шаг по той дорожке, на которую ни одному из них не следовало ступать. Антония прижалась к нему гибким теплым телом, и Гейбриел сдался. Со всеми ошибками можно будет разобраться завтра или в другой день, а эта ночь предназначена для любви.

Продолжая целовать Антонию, он слегка приподнял ее, и она обхватила его руками за шею. Ее язык снова коснулся его языка, и горячая волна желания захлестнула Гейбриела. Он безумно хотел Антонию, и она хотела его – разумеется, лишь ради удовольствия и успокоения, которые он мог дать ей, а не ради чего-то иного.

Взяв ее руками за талию, Гейбриел поднял Антонию и специально прижал к своему возбужденному члену, чтобы она могла узнать, что он чувствует, чтобы поняла, что делает с ним. Быть может, он надеялся, что Антония откажется, но его надежды не оправдались.