Клод Фаррер - Барышня Дакс

– А приятель Бернар? – спросил господин Габриэль Баррье.

Приятель Бернар соскучился ждать в гостиной и сел за стол.

– Я видел список наград в школе, – объявил господин Дакс. – Он получит пять первых наград и две вторых.

– Молодец! – восхитился господин Баррье.

Он расцеловал в обе щеки молодца, который так ловко разыгрывал скромника, что можно было ошибиться.

И все уселись за стол.

Господин Габриэль Баррье, практикующий врач, – прием на улице Президента Карно, от двух до четырех ежедневно, – тридцати лет от роду, рост шесть футов два дюйма, и белокурая борода, спускавшаяся почти до пояса. При его олимпийской красоте, при его фигуре ярмарочного атлета, ему скорее подходили бы роли героев авантюрных повестей, нежели роли героев романов – Портос, а не Тиренс. В каждой из этих ролей можно понравиться девушкам. Но господин Баррье не хотел ни той, ни другой роли. Как врач, он плевал на все то рыцарское и героическое, что может представиться во врачебной практике, и беззастенчиво заявлял, что исцеление больного только средство, а цель всего – гонорар. Как жених, он считал самым выгодным больше ухаживать за отцом и матерью, чем за невестой. С другой стороны, барышня Дакс не была настолько дерзка, чтоб жаловаться на это, – будучи довольна уже тем, что доктор Габриэль Баррье захотел жениться на ней.

– Так, значит, – сказал господин Дакс, разворачивая салфетку, – две женщины подрались в амбулатории?

Господин Баррье широким жестом изобразил, что он умывает руки, подобно блаженной памяти Понтию Пилату.

– Ну да! Чего же вы хотите, они были пьяны. Алкоголизм, вечно алкоголизм!..

Господин Дакс скривил длинное, острое лицо и сказал:

– Правящим классам необходимо вооружиться строгостью, чтоб очистить простонародье от его пороков.

Госпожа Дакс незамедлительно вспылила:

– Оставьте нас в покое с вашим очищением! Если бы вы не отняли у народа его веры, он не был бы так испорчен, а теперь вы уже ничего не поделаете!

Она ненавидела фразы мужа, и в особенности ненавидела его гугенотское, исключительно внутреннее, благочестие. Из чувства протеста и вызова она с шумом отправлялась два раза в неделю к обедне, хотя, по правде сказать, была не слишком верующей. Господин Дакс сухо упрекнул ее в этом.

– Ваш народ был не более религиозен, чем вы сами! Суеверие – не вера.

– Черт возьми! – заявил доктор Баррье, который был тонким политиком. – Черт возьми! Вот это суп, так суп! Папаша Дакс, такой кухни, как у вас, нет ни у кого.

Барышня Дакс безразлично молчала по привычке. Господин Баррье внезапно обратился с вопросом к своему шурину:

– Ну а ты, старина Бернар! Ты, значит, увозишь от меня в Швейцарию мою невесту? По крайней мере, ты доволен?

– Очень доволен, – сказал Бернар прочувствованным тоном. – Школьный год выдался трудный, господин Баррье! Но вы ведь приедете к нам туда?

– Если смогу, голубчик! Ведь ты знаешь, врач – это то же, что торговец шелком. Спроси у папы, легко ли урвать даже два дня, чтоб поехать на дачу?

Господин Дакс поднял голову и с гордостью оглядел своего сына и жениха своей дочери – оба они были трудолюбивы.

– Большой прием сегодня, Баррье?

– Так себе! Как обычно. Но дела пойдут лучше, папаша Дакс, когда мы после свадьбы переедем в другой квартал.

Барышня Дакс робко улыбнулась и подняла глаза на жениха. Но жених, занятый проектами расширения клиентуры, был бесконечно далек от того, чтоб разводить сантименты.

– Понимаете, папаша, улица Президента Карно – это настоящая дыра. Заработать там можно, но заработок этот не будет ни обеспеченным, ни постоянным, ни верным. Чтоб иметь настоящий, крепкий успех, нужно быть дорогим врачом. А для этого нужно жить только в Беллькуре или на улице Ноай. Понимаете?

Господин Дакс прекрасно понимал. Он даже привел в качестве аргумента параллель из области торговли шелком. Разговор оживился. Барышня Дакс, которая старалась интересоваться им, не удивилась, уловив несколько выражений, слышанных уже на улице Террай в конторе, похожей на классную комнату, которыми обменивались занятые своим делом служащие.

Госпожа Дакс хмурилась и молчала.

Тем временем доктор Баррье не переставал занимать свою невесту:

– Как провели вы сегодняшний день, сударыня?

– Я была в Фурвьере.

И она с опаской ждала насмешек: господин Баррье кичился своим вольномыслием. Но он ограничился тем, что снисходительно посмеялся:

– Конечно, вы правы, если это вам нравится! Господин Дакс поглядел на свою дочь с некоторым презрением:

– Что делать, Баррье! Это у нее от матери.

– Оставим это! – быстро возразил жених. – Мне это безразлично. Я не так нетерпим, как вы, папаша. Пусть моя жена ходит к обедне, сколько ей заблагорассудится. Я старый либерал, я буду уважать все ее затеи.

Но господин Дакс сам претендовал на звание человека широких взглядов.

– Я больше, чем кто бы то ни было, уважаю, друг мой, то, что достойно уважения. Но вы увидите ее ханжество, которое послужит хорошим испытанием для вашего терпения. Я счел бы себя недобросовестным, не предупредив вас об этом…

Госпожа Дакс от злости даже положила вилку, чтоб более демонстративно пожать плечами. Доктор обеспокоился и постарался умилостивить ее:

– Ну, ну, госпожа Дакс, не сердитесь. Видите ли, когда все будут думать так, как я, вопросы веры не будут никого занимать!

Госпожа Дакс резко и ясно сформулировала:

– Друг мой, вы говорите, как по писаному. Но когда все будут рассуждать, как вы, тогда не будет больше глупцов, а это время еще не слишком близко. Вы человек достаточно развитой, чтоб обходиться без веры, а я – хоть и дура, и не образованная – тоже в душе обхожусь кое-как без нее. Но вы женитесь на девушке, которая еще слишком молода, чтоб здраво рассуждать; поверьте мне, позвольте ей ходить к исповеди: это избавит вас от целой кучи хлопот.

Барышня Дакс, опустив голову, молчала. Кроме того, никто не интересовался, что она могла бы об этом сказать.

– Каких бы лет ни была женщина, – отрезал господин Дакс, – она всегда почти настолько слаба рассудком, что нуждается в опекуне. Но у нее есть муж, который исполняет эту обязанность. Что же касается лживых ханжей, то они являются элементом вредным и, кроме того, унижают человеческое достоинство. Баррье, я не советовал бы такому серьезному человеку, как вы… – Господин Дакс принципиально не давал никому советов. – Но я на двадцать пять лет старше вас, и у меня есть тяжело доставшийся мне опыт супружеской жизни. Так вот! Будьте уверены, вы узнаете семейное счастье только в том случае, если воспитаете ум вашей жены и поднимете ее до себя. Она не хуже и не лучше всякой другой. Сотворите ее по образу и подобию своему. Будьте терпеливы и тверды.