Патриция Филлипс - Украденная роза

– Стало быть, вы не собираетесь хранить верность своей супруге?

Чрезвычайное изумление отразилось в его очах, тут же, впрочем, сменившееся любопытством.

– Ты, верно, смеешься надо мной, чаровница. Или тебе неведомо, что верных мужей не существует в природе. Людям свойственно грешить. Однако, клянусь Господом, я согласен вытерпеть любую епитимью, ежели ты позволишь мне согрешить с тобой. – Его пальцы снова украдкой пробрались к тесемкам маски.

– Нет! – Розамунда, испуганно вскочив, устремилась к танцующим. Однако Генри поймал ее и, рывком развернув, прижал к каменной колонне. И хотя золоченая маска почти полностью скрывала лицо девушки, он нашел ее губы и впился в них поцелуем. Огонь пробежал по ее жилам, и она обессиленно поникла в его объятиях.

Взлелеянные ею в мечтах поцелуи ярмарочного принца не шли ни в какое сравнение с этой жгучей, отдавшейся в каждой ее жилочке лаской. Розамунда ощущала твердость его мускулов, это было живое горячее тело, а не какие-то неуловимые грезы. Она знала, что под зеленым дублетом кровь его бешено клокочет. И еще она знала, что, если бы он так крепко ее не держал, она, верно, не устояла бы на ногах, упала бы без чувств, не вынеся остроты наслаждения.

Где-то сзади них актеры загорланили непристойную песенку, и гости с хохотом стали ободряюще им подхлопывать.

– Нет? Значит ты не хочешь быть моей? – слегка отстранившись, нежно спросил Генри.

– «Нет» – значит, что я не хочу, чтобы ты снял с меня маску, – пока не хочу, – выдавая себя, прошептала она и положила ладони на его широкие плечи, перебирая пальцами бархат, такой шелковистый… Потом она с дразнящей медлительностью провела кончиками пальцев по его подбородку – такой твердый…

Ее невысказанное согласие распалило Генри еще сильнее. Синие очи потемнели от желания, заставляя и Розамунду изнемогать от жажды любви: чем более приближался миг свершения заветных грез, тем мучительней становилась жажда. Этот столь настойчиво домогавшийся соединения с нею мужчина завтра станет ее мужем… Нынешняя ночь будет первой из бесконечного множества таких же, полных блаженства ночей…

– Сердце мое, скажи, что ты тоже этого хочешь, – молил он, прижав ее к себе – так крепко, что она явственно ощутила, как бьется его сердце.

Она положила голову ему на плечо, чувствуя, как ее щеку ласкают нежные бархатные ворсинки, и стараясь сохранить остатки благоразумия. Она уговаривала себя успокоиться и подольше продлить волнующую близость. Уж очень быстро сбываются все мечты, – наверное, все это просто ей снится, и она вот-вот проснется…

Частый стук сердца Генри отдавался в ее ушах музыкой, она совсем размякла и доверчиво прижалась к нему всем телом. И тут же ощутила жар его бедер, который, казалось, способен прожечь ее пунцово-золотистую юбку. Его мускулы становились все тверже, жадно приникая к ее нежному телу: Розамунда подумала, что сейчас оно расплавится от неги. Изнемогая от блаженства, она все-таки не могла не прислушиваться к внутреннему голосу, который, к ее досаде, все искушал сорвать маску. А и в самом деле, как он к этому отнесется? Разъярится? «Нет конечно, – уговаривала она себя. – Напротив, когда Генри поймет, что незнакомка в маске, разбившая, говоря его словами, ему сердце, – его собственная жена, он от души расхохочется».

Пламя его губ, вновь прильнувших к ее рту, едва не заставило ее сердце выскочить из груди. А потом эти губы заскользили по затылку, все сильнее ее раззадоривая.

Розамунда взяла его руку и прижалась губами к узкой ладони.

– О Гарри, я желала тебя с того самого момента, как поняла, что такое любовь, – едва слышно произнесла она, неотрывно глядя в его склоненное к ней лицо.

– Благословенный Боже, – коротко выдохнул он в ответ на признание, пожирая ее испепеляющим взглядом. – Так не будем же терять времени, я больше не в силах терпеть, еще немного – и я уложу тебя прямо на стол.

Его пыл нарастал. Все его тело сводило от желания, оно стало твердым как железо.

– И ты смеешь называть меня соблазнительницей? – прошептала она, медленно облизнув свои полные губы, невольно заставив его взгляд еще раз устремиться к их манящей алости.

– Давай сбежим отсюда, пока все глазеют на горланящих актеров.

– А как быть с моим мужем?

– С твоим мужем? – озадаченно переспросил он и, помолчав, добавил: – Думаешь, он может нас выследить?

Притворившись, что она высматривает среди гостей своего вымышленного мужа, Розамунда покачала головой:

– Может, его развезло, и он уснул.

– Ну так поспешим, пока он не проснулся. – Генри схватил ее за руку и чуть не бегом повлек по замусоренным уже стараниями скопища гостей циновкам прочь из залы.

Несколько невольных свидетелей его исчезновения понимающе усмехнулись, гадая, что за дама скрывается под золоченой маской.

В коридоре было очень холодно, и студеный воздух слегка отрезвил Розамунду. Она с трепетом подумала о том, что, вероятно, зашла слишком далеко. Однако, как только Генри притянул шалунью к себе, благоразумие опять покинуло ее. Страстные поцелуи согрели ее дрожащие губы, а потом и обнаженные плечи. Вскоре ей пришлось оттолкнуть нетерпеливого возлюбленного: Розамунда почувствовала, что у нее больше нет сил сопротивляться, и она готова отдаться ему прямо здесь, в коридоре.

– Нас могут увидеть, – не очень убедительно возразила она, стараясь держаться от искусителя подальше, что было совсем непросто в этом узком коридоре.

– Ну и пусть видят! Ты забыла, что я здесь хозяин. Сюда, пожалуйста.

– А если нас увидит твоя нареченная? – вырвалось у нее.

Тихонько про себя выругавшись, он с раздражением заметил:

– Твоя щепетильность по отношению к моей будущей жене начинает меня утомлять.

Это прозвучало как предостережение. Розамунда поняла, что ее подначки становятся рискованными. Довольно с нее будет и того удовольствия, которое она получит, избавившись от маски. Мысль о маске напомнила ей, что их восхитительная игра близится к концу. Пора было опомниться и рассудить, как вести себя дальше. Она хотела ему отдаться, но вовсе не хотела, чтобы он ее узнал. Прежде чем предаться с ней жарким утехам, он конечно же сорвет с нее маску. Стало быть, ей необходимо увлечь его в темное местечко, чтобы он как можно дольше не мог разглядеть ее лицо.

– Больно уж здесь светло. Пойдем куда-нибудь, где темнее, в самое укромное место. – Голос ее дрожал: она чувствовала, что роковой момент близок.

– Неужто ты такая скромница, моя милая? – удивился Генри, подталкивая ее в альков. – Здесь в полной мере будут удовлетворены и твоя страстность, и твоя застенчивость.

Внезапный взрыв пьяного хохота известил их о том, что гнездышко уже занято. Генри досадливо поморщился: