Анита Миллз - Дикая роза

– Но прежде всего надо разжечь огонь, принести из повозки еду и помочь вам устроиться. Вы не против, если я оставлю вас на время одну?

– Нет.

Он подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи:

– И все-таки вас что-то тревожит.

– Нет, все в порядке.

Но она двигалась по комнате с таким видом, словно впала в транс. Что-то подсказывало ему – лучше всего оставить ее одну. Нужно дать ей время самой совладать с тем, что гнетет ее в эту минуту. Он убрал руки с ее плеч и сказал:

– Что ж, начнем с главного: пойду похлопочу насчет дров, не то вы совсем окоченеете. А пока что советую оставаться в пальто.

Если она и слышала его, то ничего не сказала в ответ. Он остался стоять на месте, а она направилась в другую комнату. Может, не стоило привозить ее домой, когда на дворе зима? Если бы сияло солнце, то, возможно, все выглядело бы не так безнадежно? А может быть, все дело в том, что ее страшит перспектива остаться в доме одной? Или же гнетет необходимость делать большую уборку после такого долгого путешествия?

Он глубоко вздохнул и тут же закашлялся от пыли. Ладно, надо идти искать, чем растопить печь, ну, а когда запылает огонь и на столе будет еда, глядишь, и настроение у Энни улучшится.

– Когда вернусь, постараюсь помочь вам вымести хотя бы часть пыли, – пообещал он.

Энни слышала, как за ним закрывается дверь. Она стояла в дверях спальни и смотрела на свою массивную деревянную кровать. Стеганое одеяло по-прежнему лежало на месте, однако белая часть рисунка на ткани порыжела. Она подошла поближе, любуясь безупречными стежками, сделанными ее руками, сложным узором из синих и белых звезд. Стянув одеяло с кровати, она бросилась на перину и, больше не в состоянии владеть собой, горько разрыдалась, колотя кулаками по подушке. До чего же несправедливо, до чего жестоко, что от всей ее прежней жизни остались одни только вещи!

Дрова в поленнице за домом посерели от времени, и кора на них была вся изъедена. От старой, истлевшей трухи толку мало, но если смешать ее с дровами посвежее, она, возможно, не будет так быстро сгорать. Хэп пошел в сарай, нашел там топор и клин, которыми, должно быть, когда-то пользовался Итан Брайс, и вынес их во двор. Много воды утекло с тех пор, как Хэп последний раз рубил дрова – это было еще тогда, когда он жил дома у матери, – но такие вещи быстро не забываются.

После довольно продолжительных поисков он нашел то, что ему было нужно: низкорослый, наполовину высохший тополь, в который, очевидно, когда-то ударила молния. После первого же удара топором он понял, что его ждет серьезное испытание. Мышцы на спине так напряглись, что не могло быть сомнений: когда он закончит, у него будет болеть все тело. Но с самого детства мама не уставала ему повторять: от честного труда никто никогда не умирал. Ну что ж, в который раз ему предстояло узнать сейчас, насколько она была права.

Понадобилось без малого два часа на то, чтобы срубить чахлое дерево, очистить его от веток и сучьев, расщепить ствол на части и разрубить их на поленья, которые могли бы поместиться в печи. И хотя у него сильно болели руки, чувствовал Хэп себя на удивление хорошо, сумев доказать себе, что чего-то еще стоит. Затем он в несколько приемов отнес дрова за дом и аккуратно сложил в новую поленницу. Вместе со старыми дровами этого Энни хватит надолго – по крайней мере, до тех пор, пока он не вернется из города.

Когда Хэп, взяв в руки охапку дров, вышел из-за угла дома во двор, то остановился как вкопанный: на веревке висели, полощась на холодном ветру, постельное белье и стеганое одеяло. Это выглядело так же пугающе нереально, как и три года назад.

– Что за чертовщина! Энни, чем это вы, интересно, занимаетесь? Вы в своем уме? Не можете, черт возьми, подождать, пока я вам помогу?

Она стояла на крыльце, нагнувшись над скатанным в рулон ковром, и силилась протащить его через открытую дверь. Когда он ступил на крыльцо, она обернулась, и весь его гнев улетучился в тот же момент: веки у нее были припухшие, лицо – в красных пятнах, а это означало одно – она только что плакала.

– Энни…

– Вы не подумайте, со мной все в порядке, уверяю вас, – сказала она, делая вид, что ничего особенного не случилось. – Просто слегка разволновалась, увидев свой дом, вот и все. А теперь чем быстрей моя жизнь войдет в обычное русло, тем лучше. Но сначала мне нужно было побыть с домом, так сказать, наедине, хоть немного привыкнуть к нему.

– И все-таки чем это вы занимаетесь, хотел бы я знать?

– Я не смогу спать в постели, когда в ней столько песка и пыли. Нужно же, по крайней мере, ее проветрить. Ковер тоже пришлось вынести: как я смогу подметать, не освободив пол?

– Давайте-ка побыстрее возвращайтесь в дом, не то все тепло выпустите из него.

– А там никакого тепла и нет.

– Во всяком случае, скоро будет, – пробормотал он. – Ковер, между прочим, весит больше вас самой, Энни.

– Я в этом уже убедилась.

– Вы что, собираетесь продолжать в том же духе, когда я уеду? Будете пытаться все делать своими руками?

Она откинула со лба упавшую прядь волос и, посмотрев ему прямо в глаза, с некоторым раздражением ответила:

– Что-то я никого больше не вижу. Я осталась совсем одна, и мне так или иначе придется учиться все делать самой.

– Я ведь уже говорил, что задержусь на несколько дней и помогу вам устроиться.

Она посмотрела на дрова в его руках и совсем другим тоном сказала:

– У меня нет ни малейшего права просить вас об этом, Хэп. Я и так уже обязана вам стольким, что никогда не смогу как следует отблагодарить.

– А я помогал вам не ради этого.

– Я знаю.

– И обошлось мне это в каких-то пятьдесят долларов, которые я отдал за повозку. А повозку я купил бы в любом случае, потому что и сам должен был возвращаться в Техас. Прежде чем ехать в Ибарру, я заеду в форт Кончо, и какой-нибудь погонщик волов возвратит мне мои деньги назад.

– Я имела в виду не деньги.

– Как знать, может быть, мне это было даже нужнее, чем вам. Может быть, мне было просто необходимо это сделать.

– Но почему?

– А какая вам, извините, разница? – резко ответил он. – Главное, я вас доставил домой. На это, по крайней мере, я еще способен.

– Вы сейчас не очень-то на себя похожи, Хэп.

– Откуда вам знать, какой я на самом деле? Вы ведь меня только и видели жалким калекой, – пробурчал он, протискиваясь мимо нее в дверь. – Ладно, пойду разожгу огонь. А потом нужно будет съездить за продуктами.

– Жалким калекой? – повторила она с удивлением. – Вы действительно считаете себя калекой?

– Извините, но хоть я сам и начал, мне не хотелось бы продолжать разговор на эту тему.

Вывалив дрова на пол, он открыл дверцу печки, присел на корточки и, доставая из оттопыренных карманов куртки мелкие ветки, щепки и сухую траву, стал их выкладывать в печку.