Эллен Марш - Пожнешь бурю

– Да неужто не хватит! – засмеялся еще кто-то. – Она просто соплячка, нет, что ли? Я б и сам ее потаскал, не свались она замертво!

– Ладно тебе, – презрительно фыркнул первый. – Девчонка чересчур хороша, чтобы ты ей понравился, Ангус Олпин! Не найдется у тебя столько денег, сколько она запросила бы с такого слабака!

Констебль решил не обращать на них внимания и с достоинством поднял Мереуин на руки, хотя больше всего ненавидел женщин, торгующих собой на улицах Глазго. Трудно поверить, что они начинают такими молоденькими, как эта почти невесомая крошка, лежащая у него на руках. Взглянув на нее, он вспомнил свою малютку дочку Дженет, но недовольно хмыкнул, как только подумал о ней. Дженет – милая детка, красавица, любимая всеми, кто ее знает, а эта… всего-навсего проклятая Богом шлюшка, пускай совсем молоденькая, да один Господь знает, сколько мужчин побывало в ее постели!

Когда Мереуин, наконец, очнулась и открыла глаза, она обнаружила, что лежит на сыром каменном полу, в нос ударило омерзительное зловоние, пропитавшее влажный и затхлый воздух. Голова просто раскалывалась, и, дотронувшись до нее, она нащупала на затылке солидную болезненную шишку. Мереуин в смятении принялась гадать, где могла ее заработать. Вспоминалось очень немногое: путешествие в тряском дилижансе в город, прядильня, старик за железными воротами…

Она спрашивала себя, удалось ли ей туда попасть и повидать маркиза, но вместо этого вспомнила темноволосого незнакомца, который… что? Который напал на нее, она попыталась вырваться, и он стукнул ее головой о каменную стену!

Память медленно возвращалась, Мереуин села, прижав трясущиеся руки к груди. Теперь она вспомнила: он назвал ее шлюхой и сказал констеблю, который пришел к ней на помощь, что она приставала к нему и хотела обокрасть.

– Боже милостивый! – прошептала девушка, с трудом поднимаясь на ноги, чтобы оглядеться.

Скудный свет факела отбрасывал причудливые тени на окружающие ее осклизлые стены, а выглянув в узкий коридор, Мереуин увидела перед собой такую же стену с забранными решетками прямоугольными отверстиями и тяжелыми коваными дверями. Отовсюду слышались бормотание, глухие смешки, тихий храп, и она поняла, что находится среди множества людей, хоть никого и не видит.

Господи, где она? Мереуин шагнула вперед и наткнулась на толстые холодные, прутья, загораживающие проем в стене. Глаза несколько привыкли к темноте, и она смогла получить представление о размерах помещения, в котором находилась. Чудовищная мысль пронзила ее.

– Они бросили меня в тюрьму! – вслух сказала Мереуин, и ее собственные слова прозвучали, как чужие, незнакомые.

– А, очнулась, наконец, милочка!

Не подозревая, что она в камере не одна, девушка вздрогнула от донесшегося из угла слабого голоса. Минуту стояла тишина, если не считать прежних звуков. Где-то совсем рядом Мереуин слышала мерный стук капель о камни, а потом раздалось сердитое сопение соседки по камере.

– Очнулась, я спрашиваю? – Голос был все такой же тихий и отнюдь не дружелюбный.

– Да, – опасливо подтвердила Мереуин, – А кто вы? И где вы?

– Тут.

В углу что-то зашевелилось, и Мереуин бросила взгляд на огромную кучу, которая оказалась толстой женщиной с внушительными грудями, растрепанными темными волосами и красным от пьянства носом-картошкой. С живым интересом разглядывая Мереуин подслеповатыми глазками, она улыбнулась, явив редкие пожелтевшие зубы.

– Поди сюда, детка.

Мереуин нерешительно двинулась вперед, и нетвердая рука схватила ее и дернула вниз.

– Не бойся промокнуть, – посоветовал низкий голос, когда она попыталась воспротивиться. – Ты и так насквозь мокрая.

И правда, решила Мереуин, валясь на пол. Наверное, ее в бессознательном состоянии бросили прямо в лужу, поскольку платье вымокло, что было ужасно неудобно и неприятно. Она чувствовала себя измученной и больной, но все еще пребывала в каком-то оцепенении.

– Произошла ошибка, – сообщила она своей товарке. Сознание прояснялось, и она снова могла связно говорить. – Меня необоснованно обвинили в… в… ну, это на самом деле не важно. Мне надо поговорить со стражей или с кем-нибудь, кто тут командует. Они должны меня выпустить!

Толстуха фыркнула, и Мереуин сморщила носик от убийственного запаха перегара, распространившегося в сыром воздухе.

– Что толку! Никто тебе не поверит! – Соседка опять презрительно хрюкнула. – Вы, бывает, такого намелете, что подумаешь, будто ни разу в жизни не согрешили!

– Но я никогда ничего плохого не делала! – настаивала Мереуин, напрягая глаза, чтобы разглядеть в темноте лицо соседки. – У них нет никаких причин меня тут держать!

В голосе толстухи вдруг зазвучала усталость.

– Да ладно, милочка. У тебя здорово получается, это точно, только не трать на меня силы. Прибереги для мирового судьи. – Она рыгнула, потом с восхищением добавила: – А тебе можно поверить, голосок-то, как у благородной! Должно быть, неплохо для заманивания клиентов.

Мереуин показалось, что масса обрюзгшей плоти заколыхалась, – а мир поплыл и закружился у нее перед глазами. Она что, лишилась рассудка? Может, это Бедлам, [13]а не грязная тюрьма в Глазго?

– А когда, как вы думаете, я увижу судью? – Девушка с трудом расслышала свой собственный голос.

– Не знаю. Никто не знает. Наше дело – ждать, покуда он выберет время, чтоб с тобой повидаться.

– По вашим словам можно предположить, будто вы тут уже давно, – заметила Мереуин, разглядывая женщину широко открытыми глазами.

Та небрежно махнула пухлой рукой:

– И не в первый раз, милочка. Меня уж сколько раз брали.

– Но что вы такого сделали? – поинтересовалась Мереуин. Скорчившись на сыром полу камеры, она не могла уяснить, как можно пойти на преступление, зная, что будешь брошен в тюрьму!

Грубый хохот ошеломил ее.

– Что-то не верится мне в такую невинность, крошка, иначе как бы ты тут оказалась! – Толстый палец ткнул Мереуин под ребра. – Ловкачка! Немало, наверное, мужчин заманила. Ну да, ты красотка, я сразу заметила, как только тебя притащили. Забрали меня за то же самое, за что и тебя, да только на сей раз не упомню, как дело было. Должно быть, хлебнула лишку. – Она снова закудахтала и вытерла жирные губы тыльной стороной ладони. – Видно, уж больно хотелось выпить.

Мереуин в ужасе уставилась на толстуху. Так эта обрюзгшая, пьяная женщина – проститутка? Кто б мог подумать!

– Я н-не такая, как вы думаете, – начала было она, но женщина перебила ее.

– Не расположена я выслушивать исповедь, милочка. Попытай лучше счастья с мировым судьей.

– Но ведь вы же сказали, что не знаете, когда он придет меня повидать! – закричала Мереуин, и охватившее ее отчаяние постепенно начало перерастать в гнев. Пускай только явится этот судья, она поставит его на место, а когда Александр узнает, что ее обвинили в торговле собой… Девушка тихо всхлипнула, не в силах сдержать отчаяния при мысли о своем положении.