Джоанна Мэйкпис - Графиня-бесприданница

– Да, миледи. За ночь она отдохнет и хромать больше не будет, – заверил он.

Она огляделась по сторонам и, убедившись, что они с Питером одни, подошла к нему поближе.

– Я давно – чуть ли не с тех пор, как мы выехали из Милфорд-Хейвена, – собираюсь поговорить с вами, но мне никак не удавалось это сделать, – сказала Филиппа, понизив голос.

Питер кивнул:

– Я тоже хотел поговорить с вами и с вашей матерью, миледи.

– Как вы думаете, этот человек опасен? – спросила Филиппа.

– Сэр Рис? Не думаю, хотя он и сторонник нынешнего короля. Если бы он хотел нас выдать, то давно бы это сделал, – ответил Питер.

– Я боюсь, что из-за него и дедушку с бабушкой объявят преступниками, когда обнаружится, что они нас приютили у себя в имении. Может, будет благоразумнее по прибытии в Ладлоу отделаться от сэра Риса и вовсе отложить поездку в Греттон?

– Ни вы, ни ваша матушка изменниками не считаетесь, поэтому посещать своих родственников вам не возбраняется. Что касается меня, то я могу быть схвачен за участие в битве при Редмуре, поскольку нахожусь на службе у вашего отца. Однако, – сказал Питер, улыбаясь, – я не такая важная птица, чтобы такой человек, как сэр Рис, стал тратить на меня свое драгоценное время.

– Я в этом не уверена, – возразила Филиппа.

– Почему?

– Потому что он считает вас моим любовником!

На лице Питера появилось такое неподдельное удивление, что Филиппа громко рассмеялась. Она рассказала ему, что произошло, когда она вышла из комнаты и наткнулась на сэра Риса, спавшего у них под дверью.

– Надеюсь, вы сказали ему, что это не соответствует истине? Представляю, что было бы с вашими родителями, если бы они услышали что-нибудь подобное! – побледнев от ужаса, воскликнул Питер.

– Вы не считаете меня достаточно привлекательной? – смеясь, спросила Филиппа.

– Вы самая красивая девушка из всех, что я видел, миледи, за исключением вашей матушки! – воскликнул он, сверкнув глазами. – Но я ценю доверие и дружбу вашего отца и никогда не нарушу данное ему слово охранять и защищать вас. Я люблю вас как… сестру… Я готов умереть за вас, но…

– Понятно! Вы не любите меня так, как поют об этом трубадуры. Что ж, это мне даже больше нравится, потому что у меня теперь есть старший брат. – Она вздохнула. – Так вы считаете, что нам не стоит расставаться с сэром Рисом?

Питер вздохнул:

– Это невозможно, миледи. Если мы сбежим, он станет искать нас, на всех дорогах выставит посты и рано или поздно найдет.

– Выходит, мы бессильны что-либо изменить? – печально спросила Филиппа.

– Что вас так огорчило, леди Филиппа? – вдруг раздался чей-то голос.

Она быстро обернулась и увидела сэра Риса, смотревшего на них с откровенной неприязнью.

– Мы с Питером говорили о моей лошадке, сэр. Разве вы не заметили, что она прихрамывала, когда мы подъезжали к трактиру? Питер вынул камень, застрявший у нее в копыте.

– А-а-а, – протянул он, не сводя своих темных глаз с Филиппы. Затем обратился к Питеру: – Как вы думаете, завтра ваша госпожа сможет ехать на этой лошади?

– О да, сэр Рис! Не извольте беспокоиться, завтра мы продолжим наше путешествие.

– Хорошо. Скоро подадут ужин, и ваша матушка хотела бы, чтобы вы вернулись вовремя.

Сэр Рис подал ей руку, и Филиппе ничего не оставалось, как опереться на нее и позволить ему вывести ее из конюшни, при этом пробормотав скороговоркой «Благодарю вас, Питер».

Выйдя на свежий воздух, Филиппа тут же высвободила свою руку и высказала сэру Рису все, что она о нем думала:

– Я запрещаю вам шпионить за мной и Питером, когда мы оказываемся наедине, сэр! Я уже говорила вам, что Питер – верный сквайр и лучший друг моего отца! Мне он тоже друг, и не больше!

– Я прекрасно помню, что вы мне сказали, леди Филиппа, но я считаю своей первейшей обязанностью оберегать вас… от любых неожиданностей.

Она смерила его красноречивым взглядом и, обогнав его, быстро пошла в сторону трактира. Войдя в зал, она, поискав глазами мать, села рядом с ней. От леди Роксетер не ускользнуло, каким странным блеском горят глаза дочери. Крессида знала, что Филиппа скрепя сердце терпела присутствие сэра Риса и все время думала о том, как бы от него избавиться. Но сегодня вечером между ними явно что-то произошло. Графиня вздохнула, но не проронила ни слова: завтра они приедут в Греттон и больше никогда не встретятся со своим защитником, решившим охранять их по своей воле. Ее отец – сэр Греттон – не раз писал ей, что соседи сторонятся его, узнав, что он впал в немилость у теперешнего короля. Теперь ее родители жили в своем имении очень замкнуто, никого не принимая и никуда не выезжая.

На следующий день они наконец приехали в маленький городок Ладлоу, который славился своими ярмарками. В отличие от Милфорд-Хейвена в Ладлоу было чисто и спокойно. День был не базарный, поэтому улицы не были заполнены повозками, которые в базарные дни привозили на ярмарку продавцов и покупателей. Городок жил спокойной, мирной жизнью, хотя в прошлом был оплотом сторонников Йорков, о чем напоминал теперь только мрачный, некогда неприступный, замок. Сэр Рис натянул поводья своего коня, чтобы дать возможность дамам полюбоваться на эту городскую достопримечательность.

Когда они выехали из городка, Филиппа пришпорила свою лошадку, сгорая от нетерпения поскорее войти в родной дом матери, о котором та столько ей рассказывала. Единственное, что омрачало радость от встречи с бабушкой и дедушкой, так это страх, что они могут не застать сэра Дэниела в живых.

Как только они въехали в усадьбу дедушки, сэр Рис придержал своего коня и жестом дал понять Филиппе, чтобы она поравнялась с матерью. Филиппа взглянула на мать – ее глаза блестели от слез. Дочь подъехала к ней вплотную и, поняв, что творится сейчас в душе матери, взяла ее за руку.

– Мама, не плачь, все будет хорошо, – тихо проговорила Филиппа, стараясь ободрить и успокоить графиню.

– Перед отъездом в Милфорд-Хейвен я заезжал к вашему дедушке, и он сам попросил меня выполнить там кое-какие поручения. Он был бледен и еще слаб, но говорил внятно и разборчиво. Ваша бабушка сказала мне, будто врачи уверены, что он скоро пойдет на поправку.

«Так сэр Рис навещал моих родителей, несмотря на неприязнь других соседей?» – подумала Крессида. «Теперь уж точно мама будет признательна ему за все, что он сделал для нас и для дедушки с бабушкой! Без сомнения, сэр Рис будет теперь самым желанным гостем в доме», – огорченно подумала Филиппа.

Как только она увидела дом, где родилась и выросла ее мать, Филиппа пришла в неописуемый восторг. Вечернее солнце осветило каменный первый этаж и бревенчатый верх, оштукатуренный и выкрашенный в желтый цвет, на фоне которого ярко выделялись темные дубовые балки. Хозяйственные постройки и конюшни отсюда не были видны, но, как только слуги заметили всадников, приближающихся к дому, конюхи тут же подбежали к ним и взяли лошадей под уздцы. Один из конюхов обратился к сэру Рису по-уэльски, и тот что-то ответил ему на его родном языке. Ожидания Филиппы, что сэр Рис оставит их наконец в покое, не оправдались, так как его коня и коня Дэвида конюхи повели вместе с их лошадьми в дедушкину конюшню. Питер снял Филиппу с лошади, и она, оглядевшись, увидела на крыльце женщину, вышедшую их встречать. Сэр Рис помог графине спешиться, и та, заливаясь слезами, побежала навстречу матери. Филиппа отметила про себя, что ее бабушка, леди Греттон, как и ее дочь, была небольшого роста, но в отличие от нее обладала приятной полнотой.