Ширл Хенке - Упрямица

Слезы сверкали в ее глазах, и Ник не мог выдержать этого зрелища. Оно наполняло его окаменевшее сердце жалостью, недостойной мужчины и тем более опытного, закаленного в боях воина.

– Нас видела только Агнес. Никакого скандала не будет, – продолжала Мерседес. – Если она смолчит, то незачем устраивать дуэль. Правда, ей почему-то хочется, чтобы ты проучил фон Шелинга.

– Ее желание будет удовлетворено, – мрачно сказал Ник.

– Он опасен, Лусеро. Он убийца! – воскликнула в отчаянии Мерседес.

– Меня не так уж легко убить. Наоборот, пока что мои враги отправлялись на тот свет. Разреши мне проводить тебя наверх и промыть рану.

– Ты обещаешь мне, что не будешь разыскивать Шелинга? – спросила она в слабой надежде на то, что мир и покой восстановятся. Сладостное прикосновение к телу мужа вознаграждало ее за все предшествующие волнения.

Но его подбородок отвердел, челюсти плотно сомкнулись:

– Ни одна женщина из приглашенных на праздник не упустит возможности пошептаться с подругой и пройтись на твой счет. И я не смогу проводить тебя в нашу спальню, чтобы досужие сплетники не заметили, что у тебя разбита губа.

– Мне все равно, что скажут люди! Мне важен только ты. Он хочет тебя убить, а если это случится, умру и я.

Боже! Когда-нибудь кто-то произносил прежде столь ранящие его сердце слова? Это он услышал впервые, и ради этого стоило жить и… даже умереть.

– Я не переживу, если потеряю тебя, мой супруг.

Что он мог ответить на эту истинно женскую мольбу?

– Дрянной мальчишка, вроде этого Шелинга для меня не противник!

– Но он словно бы нацелен на смерть. Он как будто хочет быть убитым или убить тебя. – Мерседес была уверена, что это неизбежно случится, она чувствовала чью-то близкую смерть, в ней неожиданно проснулся дар пророчества.

– Он и будет убит, – твердо заявил Ник. Он уже был не здесь, рядом с нею, не в сегодняшней реальности, а на месте предстоящего поединка.

– Подумай о нашем ребенке…

– Я как раз о нем и думаю. И я не желаю, чтоб мои дети, вырастая, слышали разговоры о том, что их отец показал себя трусом. Здесь затронута честь нашей семьи.

В его глазах Мерседес прочитала, что его решение окончательно.

– Вернемся в зал. Я знаю, он ждет тебя там, – произнесла она с дрожью в голосе.

Пруссак действительно поджидал их в зале, окруженный толпой юных помещичьих сынков, возбужденных его рассказами о военных подвигах. По ходу хвастливого монолога он часто подносил ко рту хрустальный бокал, наполненный лучшим французским коньяком из запасов дона Варгаса.

С нервным смешком и кривыми ухмылками на лицах юнцы расступились при приближении Фортунато. Они видели мрачный огонь в его глазах, потом их взгляды переместились ко входу в зал, где на пороге остановилась супруга дона Альварадо. Клочок разорванного платья свисал с ее обнаженного плеча, к кровоточащему рту она прижимала платок, и кровавые пятна были ясно видны на белом батисте.

Все перешептывания в толпе мгновенно стихли, когда Николас встал в шаге от фон Шелинга.

– Вы знаете, почему я здесь, фон Шелинг. Назовите ваших секундантов и время, когда мы встретимся на вершине холма у входа в рудник.

– Значит, фермера не покинул еще бойцовский дух, хотя он и сбежал трусливо от военной службы? – Лейтенант был уже навеселе и выговорил оскорбительную фразу с трудом и с показавшимся бы в ином случае смешным резким германским акцентом.

Он щелкнул каблуками и поклонился, чуть качнувшись, отчего светлая прядь упала на его покрытый бисеринками пота лоб.

Когда он вновь вскинул голову, в его серых глазах ощущалось уже безумство человека, не отдающего себе отчета в своих поступках.

– Мне доставит удовольствие прикончить тебя! – вырвалось у него хриплое восклицание.

Фортунато холодно улыбнулся:

– Мертвецу уже ничего не сможет доставить удовольствие, потому что он будет мертв.

– Если вызов твой… то я выбираю оружие.

– Конечно.

– Тогда я выбираю кавалерийские сабли! – Фон Шелинг злорадно усмехнулся.

Тут вся толпа зашумела. Это было нарушением креольских обычаев.

– Простите, лейтенант, но это несерьезно. Дуэль у нас происходит или на пистолетах, или на рапирах, – вставил свое веское слово дон Энкарнасион. – Благородные люди не выходят на дуэль с армейским оружием, предназначенным для простолюдинов.

– А я не благородный человек, я простой солдат! – выкрикнул фон Шелинг в упоении своим помешательством и добавил уже по-немецки: – Я не встретил еще ни одного благородного человека в этой голодной, дикой пустоши.

Ник понял, какое страшное оскорбление нанес пруссак всем присутствующим, но не решился ответить тем же, чтобы не выдать свое знание еще одного чужого языка.

Он знал, почему пруссак выбрал сабли. Фон Шелинг был массивнее, тяжелее, один его удачный удар мог рассечь противника пополам.

Улыбка на лице Ника стала еще шире, но волчьи глаза не сулили фон Шелингу ничего хорошего.

– Что ж, сабли – солдатское оружие. Посмотрим, кто из нас настоящий солдат.

– Ты не имеешь права заставить меня сидеть в комнате, будто я посторонний тебе человек. Здесь даже нет врача. Что, если ты будешь ранен? – Мерседес заговорила об этом, едва они очутились вдвоем в своих покоях.

– Ты не можешь сопровождать меня. Дуэль – неподходящее зрелище для женщины. Когда мужчина дерется на дуэли, присутствие любимой женщины вносит смятение в его душу.

– Я не из тех, кто визжит от страха и падает в обморок, – заверила его Мерседес. – О, Лусеро. Я боюсь за тебя!

– Благодарю за то, что ты так тревожишься обо мне, но, поверь, твои страхи напрасны. Я знаю, как справиться с фон Шелингом, – Ник говорил нарочито спокойно. – Теперь давай займемся твоими ранами…

Он осторожно повернул ее спиной к себе и начал расстегивать крючки ее бального платья.

– Будет только справедливо, если я немного подлечу тебя после того, как ты столько времени потратила на мои царапины.

Она чуть вздрогнула, когда он обнажил ее правое плечо. Уродливый синяк уже начал проступать на ее нежной золотистой коже. След руки негодяя! У Ника перехватило дыхание, и ярость вновь, словно океанский прилив, стала накатываться на него.

Мерседес догадывалась, какие чувства испытывает сейчас ее муж. По ее мнению, раны были пустячны. Она повернулась к Лусеро, чтобы сказать ему об этом, но, встретив его холодный взгляд, в котором читалось только одно желание – убивать, осеклась. В этот момент ей даже стало почти жаль фон Шелинга.

– Я бы предпочел просто забить его до смерти кулаками, – прорычал Ник.

Его пальцы легко пробежались по ее плечам. Потом он сбросил с нее разорванное платье. Оно упало на ковер, а он принялся расстегивать ее кружевное белье.