Кристина Дорсей - Море соблазна

Покачиваясь, Фелисити сидела в карете, которую нанял для нее Дивон, чтобы отправить домой. Но она попросила кэбмена задержаться на некоторое время у выхода из порта, ибо, не желая подвергать возлюбленного риску из-за дальнейшей задержки, все же не могла уехать, не убедившись, что «Бесстрашный» благополучно покинул нью-йоркскую гавань.

Итак, она сидела и ждала.

– Так вы поедете или нет, мисс? – поинтересовался слезший с козел и деликатно постучавшийся кучер. Девушка промолчала, и старик, проворчав что-то о причудах богатеев, взобрался обратно и больше ее уже не тревожил.

Наконец на рассвете, когда жемчужное небо начало наливаться розоватым золотом, где-то возле восточных доков глухо послышалась пушечная пальба, но, кто и откуда стреляет, Фелисити, конечно, понять не могла и, совершенно подавленная, велела кучеру везти себя домой на Пятую авеню.

Эвелин Блэкстоун одиноко сидела в саду. В воздухе уже пахло осенью, и потому плечи старухи обнимала теплая вязаная шаль. Тихий полдень заставил ее веки незаметно закрыться, а подбородок – упасть на высокий воротничок из старинного кружева. Неожиданно что-то заставило ее вздрогнуть и потянуться привычно за тростью, прислоненной на время к железной ограде сада.

В воротах стояла одетая в черное женщина. Эвелин подняла свою скрюченную подагрой руку и приветливо помахала даме, приглашая ее войти в сад.

– Я весьма рада вашему приезду.

Фелисити откинула тяжелую темную вуаль дорожного костюма.

– Разве вы знали о моем приезде?

Старуха неопределенно пожала плечами и подвинулась, чтобы дать место Фелисити.

– Я на него надеялась, – сухо ответила она.

– Но откуда вы…

– Я видела Дивона после его возвращения… и говорила с ним. Он мало что сказал, но я поняла, что ему плохо.

– А сейчас он дома? – Девушка вся подалась вперед, но старуха медленно покачала седой головой.

– Он вынужден постоянно подвозить провиант, так что он бывает дома редко, только для того, чтобы загрузиться хлопком.

Фелисити вздохнула и облизала пересохшие губы.

– А что он говорил о…

– О вас? – Эвелин сложила руки на трости. – Очень мало. Но не расстраивайтесь так, я поднимала этого мальчика на ноги с трех лет, с той поры, как умерли его родители, и я его знаю, знаю, чтобы понять: он влюблен без памяти.

В глазах у девушки заблестели слезы.

– Я люблю его безумно.

– Естественно. – Эвелин, не торопясь, отогнала докучливую пчелу. – Я в этом никогда и не сомневалась. Даже тогда, когда проходили месяцы, а вас все не было.

– Мне нужно было привести в порядок дела… – И, решив, что бабка Дивона заслуживает полной откровенности, добавила: – Я из Нью-Йорка.

Легкое движение старухиных плеч показало Фелисити, что этот вопрос для нее уже ничего не значит. – И детей я забирала туда, к их матери.

– Как Сисси?

Слезы брызнули из глаз Фелисити.

– Она умерла. – Девушка встала и, подойдя к старой магнолии, сорвала широкий побуревший лист. – Но она дожила до встречи с матерью. Я поселила их в маленьком домике с небольшим палисадничком для мистера Петьки, и он… – Фелисити, моргая, смотрела на старуху. – Эсфирь, так зовут их мать, замечательная портниха и шьет теперь на самых модных нью-йоркских дам.

– Благодаря вам, разумеется.

– Просто я предложила ее некоторым из моих знакомых, но свое мастерство она доказала им самостоятельно. – Улыбка Фелисити была печальной и чуть насмешливой. – А мои подруги относятся к туалетам очень серьезно.

– Что Эзра? – Эвелин размеренно выстукивала своей тростью какой-то марш.

– Он молодец! – с гордостью ответила девушка. – Эзра нашел себе работу в доках и уже почти научился читать. А Люси… Люси вертится и балуется, как всегда. Мне так жалко было оставлять их.

Трость продолжала стучать.

Затем старуха выпрямилась и, тяжело опираясь на палку, встала.

– Ну-с, – сказала она, – а теперь пора заняться делом. Медленно вышагивая по мощенной кирпичом дорожке, миссис Блэкстоун направилась к дому, не оглядываясь назад.

Фелисити глядела ей вслед и поражалась перемене, происшедшей со старухой. Эта ли энергичная женщина еще полчаса назад сидела в саду, едва борясь со старческим сном? Эта ли легкая молодая походка говорила о навеки изувеченном бедре?

И только тут до сознания Фелисити дошли слова Эвелин о каком-то деле. Она вскочила со скамьи и побежала следом.

– Чем же мы будем заниматься?

В последующий месяц Фелисити не раз уже раскаивалась в том, что задала старухе этот вопрос; нынешнее утро снова напомнило ей об этом. Она лежала под теплым одеялом, наблюдая, как за окном ее спальни медленно светлеет темное небо над старым дубом. Ей не хотелось ни думать, ни двигаться, ибо тело ее ныло, а под ложечкой появилось привычное тягостное ощущение тошноты.

Протерев глаза, Фелисити вздохнула, с ужасом подумав о том, что, как только она встанет, ей станет дурно. Осторожно передвинувшись на край постели, она медленно встала. Все было хорошо. Может быть, сегодня и обойдется. Ей так этого хотелось, ибо объяснять свои утренние задержки миссис Блэкстоун ей с каждым днем становилось все труднее.

Старуху же переполняла энергия, и Фелисити порой даже поражалась ее неутомимости. Они работали в госпитале и в приюте для сирот, и все это было чрезвычайно важно. Фелисити уставала неимоверно, порой у нее не было времени даже посидеть в течение дня, но эта работа приносила ей колоссальное удовлетворение, и она спешила заняться ею, забывая об участившихся обстрелах города.

Одно было плохо – не было Дивона.

Она ждала его ежеминутно, ежечасно, она переживала за его жизнь и гордилась им. Она молилась и плакала. Слава Богу, что ее еще как-то спасала работа в приюте – не то она давно бы сошла с ума от беспокойства.

Справившись с очередным приступом тошноты, Фелисити поспешила накинуть халат и в то же мгновение услышала требовательный стук во входную дверь. Ее обнаженные руки застыли в рукавах зеленого халата.

Стук повторился еще сильней. Девушка испугалась, что это может быть один из тех янки, что периодически пробирались ночами в осажденный город, и бросилась в холл. Но там ее ожидало нечто иное.

– Неужто это вы, маста Дивон? Мы уж и не чаяли увидеть вас живым!

– Тысячу покорнейших извинений, милая Руфь! А вот и бабушка! Бодра, как всегда, слава тебе, Господи!

Что ответила на эту тираду внука Эвелин, Фелисити так и не услышала, хотя и не сомневалась, что ответ, как всегда, был весьма саркастичен. Затаив дыхание и ничего вокруг не слыша, кроме родного голоса, глубокого и мужественного, Фелисити босиком тихо спускалась вниз по лестнице.

Пройдя несколько ступенек, она остановилась и увидела, как Дивон нежно целует бабку в сморщенный висок, затем он слегка отстранился, и взгляд его упал на широкие ступени лестницы.