Мэдлин Хантер - Секреты обольщения

Тюремщик сделал знак другим заключенным отойти подальше, чтобы Роуз не пришлось терпеть их близкое соседство.

Когда они остались с Тимом, он наконец посмотрел на них. Улыбка его была печальной и вымученной.

– Приятно тебя видеть, Роуз. Ты проявила доброту, явившись на процесс.

– Ты мой брат, Тимоти. Айрин шлет тебе свою любовь, и Алексия тоже. У Алексии скоро будет ребенок, потому она не смогла прийти вместе со мной. Я писала тебе об этих приятных новостях, но сомневаюсь, чтобы ты получил мое письмо.

– Как Айрин?

– Очень хорошо. Она живет с Алексией и лордом Хейденом. Удалось оградить ее от… ну, от всего этого.

– Вижу, муж не пришел с тобой.

– Он уехал на север на похороны графа Коттингтона. Но не думаю, что он пришел бы, даже если бы был здесь.

Губы Тима дрогнули при упоминании о графе.

– Значит, теперь графом становится Норбери. Хорошо, что приговор зачитали до того, как стало широко известно об этой перемене в его положении. Иначе болтаться бы мне на виселице. Норбери хотел, чтобы я умер и замолчал, чтобы я никогда не смог заговорить, и теперь я могу рассмеяться ему в лицо, потому что он проиграл. Впрочем, то, что мне предстоит, не лучше смерти.

– Не будь глупцом, – оборвал его лорд Хейден. – Четырнадцать лет в ссылке – это не повешение. Ты остаешься в живых. Когда-нибудь выйдешь на свободу. Ты молод, сможешь начать все заново. Должен благодарить Бога за то, что судья проявил к тебе милосердие.

– Какое, к черту, милосердие! Я все равно умру, только буду умирать медленно. Там они обращаются с узниками как с рабами. Я ведь всего-то одолжил немного денег. И собирался их возвратить, и вернул бы, если бы ты не заставил меня признаться в этом. Ты мог бы сказать на суде, что все это сделал Бен. Они бы тебе поверили.

Напряжение лорда Хейдена было настолько заметно, что Роуз подумала, что сейчас он ударит Тима.

– Если не считать, что не все это было его рук делом. Сказать так было бы ложью.

Лицо Тима исказилось от гнева:

– Ты рад, что так случилось. Рад, что они нашли меня. Рад, что Бен умер. Я знаю, что ты такое.

Роуз подошла ближе к брату и попыталась его успокоить.

– Ты говоришь вздор. Лорд Хейден помог тебе. Он помогал всем нам. И если бы не деньги, которые он выплатил прошлым летом, это наше прощание и в самом деле было бы окончательным.

Глаза Тима заволокли слезы, но злоба его не улеглась. Роуз посмотрела на лорда Хейдена:

– Не могла бы я остаться с ним наедине? Хотя бы на полчаса, не больше?

Казалось, это предложение понравилось лорду Хейдену.

– Я подожду за дверью. Если тюремщик станет проявлять нетерпение, я сумею с ним справиться.

Она поставила корзинку на маленький, грубо сколоченный столик, единственную мебель в камере.

– Я принесла тебе кое-какие вещи, которые пригодятся в дороге и, возможно, позже тоже. У тебя сохранилась одежда, которую ты носил в Италии?

Тим кивнул и стал наблюдать за сестрой, как она выкладывает свои маленькие подарки. Розалин приготовила ему практичные вещи, которые каждый принимает как должное, такие как ножницы и булавки. Но к ним она добавила жестянку с чаем, немного сладостей и мешочек с шиллингами. А также бумагу и перья, чтобы он писал ей, если сможет.

– Бренди нет? – спросил Тим.

– Никаких спиртных напитков, Тимоти. Тебе следует забыть о них навсегда.

Он покачал головой и сделал недовольную гримасу.

– Тим, что ты имел в виду, когда заговорил о Норбери? Ты сказал, что он хотел бы, чтобы ты умер и никогда не посмел заговорить.

Он почесал голову, потом сделал жест рукой, как бы отметая вопрос.

– Ничего. Это не важно. Я все равно что умер.

– Возможно, и не важно, но я хочу знать.

Он подошел к ней и потыкал пальцем в ее подношения.

– Примерно четыре года назад мы как-то вместе проводили время в одной компании. Познакомились мы за игрой, а позже он решил включить меня в свой круг, и иногда приглашал развлечься. – Тим открыл жестянку с чаем и понюхал. – У него есть поместье в Кенте, недалеко от отцовского. Там бывают приемы.

– Я имею представление об этих приемах. Ты их посещал?

Тим вспыхнул.

– Во время одного такого вечера произошел инцидент. Его тогдашняя подруга поссорилась с ним и уехала. Была уже ночь, и я проснулся от женского крика. Я услышал этот крик только раз, но он был ужасным, не таким, какой иногда доносится из спальни, если ты понимаешь, о чем я говорю. – Он еще больше покраснел.

– Я понимаю.

– Ну, меня это обеспокоило, и я пошел посмотреть, не ранен ли кто-нибудь, и снова услышал крик. На этот раз я пошел в ту сторону, откуда он донесся, и нашел Норбери. Он был в библиотеке с девушкой-судомойкой. Она была совсем ребенком. Он связал ее и…

– Он знал, что ты его видел?

– Он меня не заметил, когда я заглянул в библиотеку. – Тим пожал плечами: – Он ее избил. Она была вся в синяках и кровоподтеках. Это было первым, что я увидел, но я там оставался недолго. Она пыталась выплюнуть носовой платок, который он заснул ей в рот, как кляп. Он это заметил и ударил ее так сильно, что я подумал, что она потеряла сознание.

«Я там оставался недолго». Он не попытался помешать Норбери. Просто закрыл дверь, а бедная девушка осталась страдать.

– Если ты ушел и он тебя не видел, почему ты решил, что он хочет заставить тебя замолчать?

Его лицо исказилось, и он снова покраснел.

– Тимоти, ты был настолько глуп, что попросил у него денег за свое молчание?

– Немного. Чертовски мало, когда прошлой весной дела пошли совсем плохо. Но он даже не ответил на письмо. Он знал, что я не смог бы ничего сделать.

Розалин представила Норбери, пытающегося решить, хватит ли у Тимоти духу подтвердить эти обвинения против него или он будет продолжать его шантажировать. Норбери никогда не мог бы быть уверен, что приступ отваги или больная совесть заставят ее брата действовать в какой-нибудь момент в будущем. Тим мог даже обратиться к окружному судье. Он мог написать письмо отцу Норбери. И как кстати оказалось, что собственные прегрешения Тима сделали его уязвимым. Повешенный не смог бы заговорить никогда.

Розалин сложила принесенные вещи в корзинку, оставив на столе только бумагу, чернила и перо.

– Ты все это опишешь, Тимоти. И сделаешь это немедленно.

– Это уже не будет иметь значения, Роуз. Никто не поверит ни единому слову преступника, тем более что он обвинит человека, свидетельствовавшего против него на суде. Это будет похоже на выдумку, сочиненную из мести.

– И все же запиши все как было. А потом напишешь кое-что для меня – я продиктую. Если ты напишешь для меня два этих документа, ты совершишь два добрых дела, Тим. И эти два добрых благородных поступка помогут отчасти уравновесить дурные. Это начало очищения твоей души и восстановления самоуважения, брат.