Леопольд Захер-Мазох - Женщина на сторожевом посту

Наступившая зима, правда, положила конец ужасной эпидемии, унесшей в рядах русского воинства каждого десятого, но зато теперь из-за непродуманных мер Потемкина по своевременному обеспечению людей продовольствием, на смену ей пришел голод.

Потемкин послал генерала Гана принять командование корпусом, стоявшем на Буге, и вызвал Суворова к себе.

Генерал был потрясен, увидев состояние войск и осадных работ и наряду с этим роскошный деревянный дворец, который Потемкин возвел для себя в лагере и который, подобно аналогичному дворцу в Херсоне наполненный красивыми женщинами в шикарных мехах, больше напоминал сераль, нежели штаб-квартиру.

В то время как солдаты нещадно мерзли и голодали, здесь устраивались празднества, катания на санях, балы и концерты, ни в чем не уступающие санкт-петербургским. В одном из залов был организован небольшой театр, на сцене которого очаровательная полячка Потоцкая, графиня Миних и настоящая парижанка госпожа Монсиньи, тоже одна из потемкинских фавориток, вместе с несколькими французскими офицерами ставили французские комедии.

Суворов отказался от предложенного ему в этом храме фей жилья, и приказал поставить себе палатку среди своих солдат, подобно им устроив себе постель на соломе.

В такой обстановке и нашла его на следующее утро графиня. Он лежал в видавшем виды мундире, укрывшись старым тулупом, на своем спартанском ложе и внимательно изучал какой-то план. Увидев прекрасную женщину в великолепной собольей шубе, которая величественно точно владычица неожиданно предстала перед ним, он поспешил встать и с приветливой сердечностью протянул ей обе руки.

— В такую рань уже на ногах? — удивленно воскликнул он.

— Разумеется! — улыбнувшись ответила графиня. — Я не отношусь к потемкинским одалискам, которые даже в своих домашних шубах у пылающего камина трясутся от холода. Я ежедневно, как наши солдаты, обтираюсь снегом, и это помогает мне оставаться свежей и здоровой.

— И красивой! — добавил Суворов.

Графиня, казалось, намеренно не обратила внимания на его галантное замечание.

— Ну, что вы скажете о нашей ситуации? — продолжала она с тенью тонкой иронии на цветущих губах.

— Так мы успеха не добьемся, — пробормотал Суворов, — о том, чтобы пробить в обороне брешь, не приходится даже думать. Не остается ничего другого, как отважиться на тотальный штурм.

— Вы же знаете, что Потемкин ни за что на него не решится.

— Ему придется решиться.

— Однако вы же у нас тут замерзаете, — внезапно сменив тему разговора, воскликнула красивая женщина, — у вас ни постели нет, ни даже шубы!

— А вот и есть! — генерал с улыбкой показал на свой старый крестьянский тулуп. — Он да мундир, вот весь мой гардероб, а на этой соломе мне спится так же мягко, как вам на пирине с гагачьим пухом… Однако если снова вернуться к войне, то в осадном деле Потемкин смыслит столько же, сколько вы, мадам!

Графиня погрозила Суворову пальцем.

— Впрочем, я в любом случае предпочел бы находиться под вашим, а не под его командованием, — поспешил добавить он.

— Ну, тогда пойдемте со мной, генерал, — воскликнула прекрасная амазонка, — давайте сначала посетим наши батареи, а потом вместе позавтракаем.

Суворов вслед за графиней вышел из палатки и попытался держаться на почтительном расстоянии от нее.

— Не так, позвольте вашу руку! — приказала она, метнув в его сторону взгляд, требующий безоговорочного повиновения.

— Что-то солдаты скажут, когда я с дамой… — возразил было Суворов.

— Вы идете не с дамой, не с фавориткой, — не позволив ему закончить фразу, оборвала генерала графиня, — а с товарищем, понюхавшим пороху!

С этими словами она без лишних церемоний взяла его под руку, и они зашагали по палаточному городу, странная пара: хилого вида мужчина в поношенном мундире и статная красивая женщина в царственных мехах, за которой волочился по снегу шелковый шлейф.

Турецкие генералы в крепости, через лазутчиков и перебежчиков хорошо осведомленные о положении русских и каждый день слушающие волшебные сказки о прекрасных амазонках, которыми окружил себя Потемкин, в конце концов решили предпринять ночную вылазку с намерением расстроить осадные работы или, хотя бы, во всеобщей неразберихе овладеть русскими гуриями. [18] Гурия — дева мусульманского рая. Но прежде они послали парламентера, который должен был внушить русским ложное представление о будто бы крайне отчаянной ситуации в крепости, близкой тому, чтобы капитулировать.

Эта миссия была доверена сагарджи-паше, [19] Паша (турец. pasa) — почетный титул высших должностных лиц в Османской империи, который до середины XIX в. носили главным образом визири и правители провинций. командиру 64-го джемаата (полка) янычаров, так называемому сторожевому псу (сагарджи).

Случаю было угодно, чтобы в день, когда он под защитой белого флага приблизился к русским позициям, форпосты на них занял Симбирский полк.

Графиня приняла парламентера в своем великолепном шатре, гораздо более походившем на элегантный дамский будуар, чем на жилище полкового начальника, и, поскольку еще было раннее утро, в очаровательном женском одеянии. Некоторое время турок с немым изумлением взирал на прекрасную женщину, которая в щедро отороченном черным соболем неглиже из белого атласа полулежа расположилась на мягком диване и мерцающие как золото волосы которой, перехваченные лишь белой лентой, ниспадая рассыпались по пышным плечам. Затем он, скрестив на груди руки, смиренно поклонился ей. Ибо благодаря туалету графини, материалом и сочетанием цветов напоминающему должностную шубу великого визиря, он принял ее за своего рода русского великого визиря в женском воплощении, тем более, что на его вопрос, где он, дескать, может увидеть командира, графиня ответила, что она и есть командир.

Сагарджи-паша тоже был мужчиной редкой ослепительной красоты, которую в немалой степени подчеркивала его пышная черная борода и богатый костюм: просторные шаровары из красного шелка, жилет из вышитой золотом ткани, зеленая бархатная шуба с собольим мехом и тюрбан, в блистательном завершении увенчанный султаном из перьев цапли.

Одно мгновение красивая женщина и красивый мужчина, оба одинаково достойные видеть у своих ног рабов, молча оценивали друг друга взглядом, затем турок изложил суть возложенной на него миссии. Он предложил сдачу крепости, но за это требовал беспрепятственного выхода ее гарнизона, с оружием и под музыку и барабанный бой.

Графиня промолвила, что ответ командующего будет дан на следующий день.

— Хочу надеяться, что вы не примете предложенную нами капитуляцию, — заметил на это паша, темные глаза которого с испепеляющим жаром смотрели на белокурую северную красавицу.