Елена Арсеньева - Одна любовь на двоих

Ганька нахмурился. Защемило сердце. Непохоже, что молодой барин из Славина пустится в бега один, не попытавшись оказать подмоги другим узникам, тем паче девушке, которую уже пытался так самоотверженно спасти нынче утром.

Первым побуждением Ганьки было рвануться в дом, разыскивать Анатолия, приказав связать Петра, чтоб хоть этот не сбежал, однако хозяин Перепечина вцепился в его руку:

– Погоди, атаман! Погоди! Надо сказать что-то. Что-то важное надо сказать! Погоди.

Ганька замедлился. По голосу Петра было ясно, что это не шутки.

– Погоди, — сказал Ганька. — Погоди чуток. Эй, кто на карауле? Ты, Никишка?

– Ну, я, — отозвался парень.

– Слушай мой тебе приказ, — сказал Ганька. — Бери своего напарника и немедля идите в дом, сыщите, где хотите, девку, которую утром видел, ну, ту, из-за которой Ерофей погиб, и приведите ее ко мне. Не захочет идти — свяжите ее и притащите силком. И смотрите, убежит она — не сносить вам головы.

– Да как же? — испуганно начал было Никишка, однако атаман рявкнул:

– Чего стали, пошли!

Послышался топот убегающих караульщиков.

– А теперь слушаю тебя, барин… и берегись, коли попусту меня задержал!

– Не попусту, — усмехнулся Петр. — Сам сейчас в этом убедишься. Я послал Семена…

– Не ты, а я его послал, — усмехнулся в ответ Ганька. — В Щеглы, за попом. Венчаться я задумал. А что?

– С кем венчаться? Не с моей ли сестрой? — насторожился Петр.

– Больно надо, — хмыкнул Ганька. — Твоя сестра блаженная, грех ее неволить. Но ты не бойся, Семену я ее тоже не отдам. Я ему так и сказал.

– А напра-асно, — ехидно протянул Петр. — Напрасно, потому что я ему посулил Фенечку с богатым приданым отдать, если приведет он воинскую команду. И он тебя предаст, солдат приведет.

Ганька не показал виду, что его бросило в дрожь, однако Петру поверил мгновенно. Вспомнился мстительный взгляд Семена на прощание, после того как атаман приказал ему не трогать барышню… «Ах, дурак я, дурак! — пожалел об этом Ганька. — Неужели не знал, кто такой Семен? Лакейская душонка! Его только посулами да подачками и можно удержать!» Но уже ничего не вернуть. Это Ганька понимал. Теперь лишь стоял вопрос, как спастись.

– И зачем ты меня предупреждаешь, барин? — спросил Искра подозрительно. — Чтобы я от солдат скрыться успел? Неужто тебя моя жизнь заботит?

– Я тебе добро сделал, так? — рассудительно проговорил Петр. — Сказал об опасности, хотя мог бы смолчать и тихо ждать спасения. Но я предупредил! И теперь хочу, чтобы ты мне за это добро добром отплатил.

– И какого же добра тебе от меня надо? — насторожился Ганька.

– Мне нужен молодой барин из Славина, — решительно сказал Петр. — Ты уже понял, конечно, что он по трубам уполз отсюда. Но далеко он не добрался, сидит в одном из ходов, откуда сам не выберется. Его нужно заставить вернуться, надо — так хоть дымом выкурить!

Ганька вспомнил дыру в стене конюшни.

– Выбрался уже, — сказал он мрачно. — Теперь его не так просто изловить будет.

– Так лови, не медли! — вскричал Петр.

– А тебе зачем? Хочешь отомстить, что он тебя тут одного бросил?

– И это тоже, — процедил Петр. — Но главное, мне нужно кое-что от него вызнать. А просто так он ничего не скажет. Может быть, придется его пытать.

– И ты хочешь, чтобы это делал я? — возмутился Ганька. — Но я не палач.

– Ой ли? — хмыкнул Петр. — А я слышал, ты не одного помещика на тот свет спровадил, меж двух берез за ноги привязав. Согнутся дерева, потом распрямятся, а между вершин человек болтается, вернее, две его половинки. Это ли не казнь?

– Верно, казнь, — согласился Ганька. — Но не пытка. Смерть жестокая, но быстрая. Но скажи, барин, почему ты, предупредив меня об опасности, не хочешь, чтобы я немедля кинулся жизнь свою спасать? Я уйду, уведу ватагу, никто тебе мешать не будет — лови сам славинского барина, сам его пытай, коли тебе от него что-то нужно.

Петр молчал.

– А, понимаю… — тихо проговорил Ганька. — Ты хочешь и нужное получить, и рук не замарать? В стороне остаться? Хочешь, чтобы мучения и гибель его на меня повесили? Мол, я и так грязнее грязи, а ты чище чистого? Да после этого мне не его, а тебя промеж берез привязать охота!

– Зря время потеряешь, — зло бросил Петр. — Пока будешь со мной возиться, Славин заберет ту девку, которую ты для себя приглядел, и будет с ней таков. А тем временем команда приспеет, и все для тебя кончено будет. Так что торопись найти Славина!

Ганька оттолкнул Петра и кинулся было из подвала, но Перепечин метнулся вперед и упал перед ним на колени:

– Не запирай меня здесь больше! Выпусти! Бери что хочешь из моего добра, только помоги до Славина добраться! Девку бери, денег тебе дам, они у меня так запрятаны, что никому не сыскать! Помоги мне со Славиным — и уходи. Клянусь, не буду тебя преследовать. Уйдешь — я не спущу сыскных собак по твоему следу!

– А люди мои? — испытующе глянул Ганька.

– И людей твоих не трону. Это ведь и мои люди, мое имущество, а какой хозяин станет добро свое портить? Если Семен приведет солдат, я скажу, что никакого бунта не было, что управляющий просто спятил! Мужики шли ко мне переговорить мирно о новом оброке, а Семка со страху невесть что возомнил и всю дворню перепугал. Ефимьевна подтвердит все мои слова, дворню я застращаю твоим возвращением, твоей местью. Никто и слова не скажет, а ты мужиков предупредишь, чтобы тоже помалкивали. Все шито-крыто устроится!

– И не будет ни казней, ни порок? — недоверчиво проговорил Ганька.

– Ничего не будет! — воскликнул Петр. — Даю тебе слово законного хозяина Перепечина. Но если ты убьешь меня, всех твоих сподвижников вздернут, семьи их вышлют, как семьи пугачевцев в Сибирь высылали, а тебя, коли успеешь сбежать, будут травить, как бешеного пса, и затравят-таки!

Голос его был страшен, и на что уж Ганька Искра был храбрец, а и то по спине мороз прошел. Перепечин правду говорил, Ганька это понимал, понимал он также, что судьба дает ему случай все уладить…

– И пойдешь ты на сделку со мной за ту тайну, которую тебе нужно выведать у славинского барина? — еще раз спросил он.

– Да, — снова подтвердил Петр.

– Ну что ж, — кивнул Ганька и посторонился, давая ему возможность вылезти из подвала, — тогда по рукам!

Ульяша бежала, не разбирая дороги. Она плохо знала дом, а потому запросто могла заблудиться в его многочисленных переходах. Но ей было все равно, где находиться сейчас. Хорошо бы оказаться как можно дальше отсюда! В самом деле, а не пуститься ли в побег? Что ей тут делать? Теперь ее жертвы никому не нужны. Ее любовь оскорблена… О, она всегда знала, что бессмысленно мечтать об Анатолии, что для него она навсегда останется лишь хорошенькой крестьяночкой, к которой можно прийти потешить плоть, можно даже вступить в длительную и мучительную связь, подобно старому барину Перепечину, но под венец не пойти, уж если только перед смертью — и ради незаконно прижитых детей.