Барбара Картленд - Красотка для маркиза

– Дай мне сына, – поддразнивал он жену, – и я верну тебе твою дочь.

Для Мелинды сопровождать отца в его развлечениях было высшим наслаждением. Он всегда держался с дочерью как с равным товарищем, всякий раз терпеливо объяснял ей, как в тех или иных ситуациях следует поступать, с добродушием и пониманием воспринимал ее неудачи на верховых прогулках или на охоте.

– На вид ты довольно хрупкая, – сказал он ей как-то раз, – но когда ты берешься за вожжи, чувствуется мужская рука.

Это был самый большой комплимент, каким он только мог наградить ее, и сейчас Мелинда думала, что, узнай ее отец о сегодняшнем состязании, он, наверное, гордился бы ее отвагой.

Она победила, и самоуверенная наглая улыбка сошла с лица Кегли. Вот только что это дало ей?

Маркиз по-прежнему ни во что не ставил ее.

На какое-то мгновение Мелинда зарылась лицом в подушку, затем в нетерпении встала с кровати. Она позвонила горничной, умылась и переоделась в чрезвычайно изысканное платье из белого легкого шелка, отделанное голубыми лентами и бесчисленными крошечными кружевными рюшами. Горничная причесала ее, и Мелинда внезапно почувствовала, что усталость покинула ее тело: она испытывала теперь странное нарастающее возбуждение – возбуждение от того, что она вновь увидит маркиза. Но теперь перед ним предстанет не подавленная, ничтожная девчонка, а женщина, сумевшая одержать верх над Кеглей, которая по праву считалась лучшей наездницей во всей Англии.

Какое-то мгновение перед ее глазами стояло очаровательное лицо Кегли, обращенное снизу вверх к маркизу, ее белая ручка на отвороте его смокинга, ее призывно алеющие губы, зовущие маркиза. Ей с трудом удалось избавиться от этого наваждения. Кегля, безусловно, охотилась за маркизом, и следовало отдать ей должное – она сделала все возможное, чтобы завладеть его сердцем, но в настоящее время именно она, Мелинда, имела власть над ним. В течение шести месяцев ему не удастся оставить ее. Как бы Кегля не пыталась обольстить маркиза, в течение этого срока он должен будет заботиться о том, чтобы Мелинда оставалась рядом с ним, делать вид, что она его жена, – это необходимо, по крайней мере для поверенных.

Мелинда взглянула на свое отражение в зеркале. Она была уверена, что теперь любому – и прежде всего сэру Гектору – было бы трудно узнать в этой роскошно одетой благородной даме с изысканно убранными волосами ту тихую, как мышка, бедную родственницу, которую можно было изводить попреками и даже избивать, то жалкое создание, которое занимало самое низшее положение среди домочадцев ее дядюшки.

Эти мысли заставили Мелинду вздернуть выше свой подбородок, и она сошла по лестнице, словно королева, сознавая, что эта победа придала ей новую уверенность в своих силах и чувство гордости, которых так не хватало прежде. К ее удивлению, в доме царила мертвая тишина. Она открыла дверь в гостиную и не обнаружила там, как ожидала, веселой хохочущей компании; лишь капитан Вест стоял у окна спиной к двери. Он наверняка услышал ее шаги, потому что спросил:

– Они уехали? – затем он повернулся лицом к двери и добавил:

– А, это вы, Мелинда! А я подумал, что это вернулся Дрого. Он торопится выпроводить незваных гостей.

– Так они уехали, – сказала Мелинда.

– Да, уехали, – подтвердил капитан, направляясь к ней. – Проходите и садитесь, пожалуйста, вы, должно быть, устали.

– Я уже отдохнула, – уверила его Мелинда, – и теперь полна сил.

– Тогда вам лучше остаться здесь, – сказал он. – Вы были просто великолепны сегодня. Никогда бы не подумал, что во всем мире найдется женщина, способная оседлать Громовержца и обскакать Кеглю. Кто научил вас так лихо ездить верхом?

– Мой отец, – сказала Мелинда. – Вы знаете, ведь я начала учиться верховой езде с трех лет.

– Это были скачки так скачки! – воскликнул капитан Вест. – Никогда не поверил бы, что могу увидеть что-либо более захватывающее, чем то, как вы управляли Громовержцем на последней половине мили.

– А его светлость гневается на меня, – проговорила Мелинда тихим голосом.

– Меня это нисколько не удивляет, – ответил капитан Вест. – Мы все думали, что вы непременно сломаете себе шею.

– И… если бы я… если бы это случилось, – запинаясь проговорила Мелинда, – означало бы это… что он… мог бы… мог бы потерять свое наследство?

– Мне это как-то не приходило раньше в голову. Нет, конечно, нет, – возразил капитан. – Он беспокоился только о вас самой – впрочем, как и мы все. Но если вы умрете в течение этих шести месяцев, то есть до того дня, который указан в завещании вдовы, это не будет рассматриваться как нарушение условий со стороны маркиза; напротив, как мне представляется, он в таком случае получил бы деньги немедленно.

– Значит… значит, он… беспокоился за меня? – проговорила Мелинда так, будто доказывала что-то себе, и ее сердце замерло при этой мысли.

– Я думаю, у вас создалось ложное представление о Дрого… – начал было капитан Вест, но прежде, чем он успел закончить свою мысль, дверь растворилась, и в гостиную вошел сам маркиз.

– Они уехали, – коротко сказал он и тут заметил обращенное к нему маленькое личико Мелинды с застывшей тревогой в глазах.

Он ничего не сказал, а просто направился туда, где сидела девушка. Подойдя к Мелинде, он остановился и, глядя на нее сверху вниз, старался, казалось, охватить взглядом ее воздушную хрупкость, ее маленькие, белые руки и лицо сердечком с огромными голубыми глазами, в которых застыло тревожное выражение.

– Не могу поверить! – сказал он. – Никогда не поверил бы, что есть на свете женщина, способная укротить Громовержца.

– Благодарю вас за то, что позволили мне сесть на него, – сказала Мелинда.

Ее слова, казалось, сняли то напряжение, которое в тот момент ощущалось в гостиной. Маркиз запрокинул голову и рассмеялся.

– Позволил вам! – воскликнул он. – По существу, у меня не было выбора. Теперь мне кажется, что я был словно одурманен, если без особых возражений допустил подобное безумие. Но все хорошо, что хорошо кончается. Вы победили!

– В самом деле, ведь она выиграла пятьсот гиней, – сказал капитан Вест. – Как ты думаешь, Кегля заплатит?

– Уверен, что заплатит – либо сама, либо кто-то заплатит за нее! – сказал маркиз. – Даже в ее мире отдать проигранные деньги – долг чести.

Мелинда не вполне поняла, что маркиз имел в виду, когда сказал о «мире Кегли». Неужели этот мир иной, чем тот, в котором жил сам маркиз? Потом у нее в памяти вновь всплыли женщины, которые присутствовали на той странной вечеринке в день смерти вдовы; она вспомнила то омерзение и отвращение, которое испытала от их поведения, от того потока сквернословия, который непрерывно извергался из уст ее недавней соперницы.