Барбара Картленд - Выбираю любовь

Зрители в ожидании волнующего зрелища гудели, словно растревоженный улей. Во всем зале ощущалась праздничная, приподнятая атмосфера. Все затаив дыхание ждали чуда.

И вот наконец занавес поднялся. Зрители попроще, сидевшие на галерке, вскакивали со своих мест и бешено аплодировали каждой появлявшейся на сцене знаменитости. Ради премьеры в театр явились даже держатели богатых лож, обычно не жаловавшие его своим присутствием.

По мнению Виолы, ничто не могло сравниться с элегантностью этих мужчин, одетых в черные сюртуки, белоснежные крахмальные рубашки с высокими воротниками и ослепительно белые галстуки.

Даже граф Кроксдейл, к которому девушка питала необъяснимое отвращение, в этот вечер произвел на нее весьма благоприятное впечатление своей наружностью.

Он предложил своим гостьям – Виоле и ее мачехе – слегка закусить перед началом спектакля и пригласил отужинать с ним вместе после представления.

Поданный им обед, хотя граф скромно назвал его «легкой закуской», был настолько изыскан, что превзошел все ожидания Виолы.

Начали с икры. За ней последовала дичь – искусно приготовленные крошечные птички-овсянки. В то время они как раз были последним словом гастрономических изысков, так как очень нравились королю, а поскольку водились только на континенте, стоила эта экзотика чрезвычайно дорого.

На десерт подали персики, выращенные в собственной оранжерее графа в его имении Кроксдейл-Парк. Приготовленные особым образом в винном соусе, эти фрукты были поданы к столу весьма эффектно – горящими.

Граф и леди Брэндон пили шампанское, так же как четвертый участник трапезы, пожилой господин, который занимал разговором мачеху Виолы и таким образом дал возможность графу беседовать исключительно с юной гостьей.

Виолу не покидало ощущение, что граф все подстроил специально. А когда в театре она оказалась рядом с ним, в то время как леди Брэндон и ее спутник сели в противоположном углу ложи, подозрения Виолы превратились в уверенность.

Пока она разглядывала публику в зрительном зале, граф не сводил глаз с нее.

Но вот занавес поднялся, и Виола забыла обо всем на свете. Теперь существовали лишь изумительная музыка Легара да яркие краски и волшебные голоса артистов.

За обедом граф рассказал своим гостям, насколько важно, чтобы сегодняшнее представление увенчалось успехом.

Дело в том, что Джордж Эдварде, известный в театральном мире под прозвищем Хозяин, в настоящее время находился в весьма затруднительном финансовом положении.

Казалось, удача отвернулась от него. Он всегда славился особым чутьем и действовал без промаха, а сейчас, похоже, утратил эту способность, и пьесы, выбранные им для постановки, часто оборачивались провалом.

Он по-прежнему каким-то сверхъестественным чутьем угадывал вкус публики, но вот что касается остального… Декорации почему-то стали ему стоить дороже, выручка от билетов теперь намного снизилась, да и пьесы выдерживали всего несколько представлений, не то что раньше.

Старый театральный волк, Эдварде понимал, что его детищу отчаянно нужны перемены. И как раз в это время, словно по мановению волшебной палочки, возникла зажигательная оперетта Ференца Легара.

– Главную партию Эдварде отдал красотке Элси Шандаун, – сказал граф. – Вы, должно быть, слышали об этой артистке. Голоса маловато, зато очень хорошенькая.

– О да, очень! – тоном знатока подтвердил пожилой господин.

Виола никогда прежде не видела Элси Шандаун, но красота и утонченность, а больше всего – блеск, присущий этой артистке, к концу представления завоевали сердце не одной только Виолы, а всего зала.

Пение артистов было вдохновенным, диалоги – искрометными, декорации и костюмы – красочными. Однако сильнее всего на публику подействовала божественная, несравненная музыка нового венского гения, и не успело представление закончиться, а на улицах уже вовсю распевали и насвистывали песенки из «Веселой вдовы», так полюбившиеся зрителям.

– Это было чудесно! Очаровательно! Я никогда не видела ничего подобного!.. – с жаром воскликнула Виола.

Она так долго аплодировала, когда занавес опустился, что у нее даже заболели ладони.

– Вы тоже очаровательны, моя дорогая! – наклонившись к ней, со значением прошептал граф.

И тут же все обаяние этого вечера было разрушено. Из той волшебной страны, куда унеслась Виола на время представления, ей пришлось спуститься на землю. И снова рядом с нею был этот несносный граф! Казалось, он преследует ее, как некий театральный злодей.

Она старалась не думать о нем, не обращать внимания на его многозначительные взгляды и прикосновения, но это было невозможно.

Когда Виола поднялась с места, граф галантно накинул ей на плечи палантин из гагачьего пуха. При этом он слишком долго задержал пальцы на ее обнаженной коже, и девушка едва совладала с собой, чтобы не передернуться от отвращения.

«Как не хочется идти с ним ужинать! – подумала Виола и тут же одернула себя. – Нельзя же быть такой неблагодарной!»

Ведь в этот самый момент, когда она наслаждается прекрасной пьесой и изысканной едой, где-то в лондонской тюрьме, во тьме и духоте, томятся ее недавние подруги по заключению.

А ведь она тоже могла быть сейчас вместе с ними!.. Так разве есть у нее право жаловаться, у нее, которой чудом удалось оказаться на свободе? В конце концов, по сравнению с ужасной тюремной камерой общество лорда Кроксдейла – не такое уж страшное испытание…

Устыдившись своих мыслей, Виола заставила себя улыбнуться графу и вежливо сказала:

– От всего сердца благодарю вас за сегодняшний вечер. Это было поистине незабываемо!..

– Я надеюсь, что вы докажете мне свою благодарность, Виола, – многозначительно произнес граф, не сводя глаз с ее губ.

Рейберн Лайл пересек гостиную и остановился у висевшего над камином зеркала, чтобы поправить свой серый галстук.

«Большего неудобства, чем заниматься любовью в гостиной, по-моему, не существует», – с досадой подумал он.

Однако как бы то ни было, но именно пять часов пополудни стало излюбленным временем для романтических свиданий, и зачастую дама приглашала к чаю лишь одного гостя – кавалера, к которому она благоволила.

Мода эта пошла от короля Эдуарда, который – еще в свою бытность принцем Уэльским – понял, что только в половине пятого может беспрепятственно ускользать из Мальборо-хаус и встречаться с понравившейся ему леди.

Как правило, мужья проводили это время в обществе чужих жен или в клубе.

По неписаному этикету, джентльмен, пришедший навестить даму во время файв-о-клока, не должен был оставлять свой цилиндр, перчатки или трость в холле. Все эти вещи полагалось класть на пол в гостиной, чтобы можно было в любую минуту ретироваться.