Розалин Уэст - Прикосновение

Широким дугообразным движением он с любопытством провел рукой по холодному постельному белью, где она должна была сидеть рядом с ним, но ее там не оказалось. Однако аромат был слишком силен, чтобы быть только воспоминанием. Она должна была быть где-то рядом. Решив непременно найти ее, Макензи расширял радиус своих поисков, пока кончики его пальцев не коснулись ткани.

Под его ладонью оказалось согнутое женское колено замечательной формы, которое требовало дальнейшего исследования. Не будучи начинающим студентом в изучении женской анатомии, он легким прикосновением не спеша скользнул вверх, чуть ли не позабыв о своих невзгодах, окунувшись в родную стихию. Под тонким покровом ткани, сдвинувшимся вверх над изгибом женского бедра, тело было крепким и упругим, но не пухлым. Заинтригованный, Макензи снова двинулся вверх, на этот раз вдоль внутренней стороны бедра. Джуд сидела в кресле у его кровати и крепко спала в весьма неприличной позе, широко раздвинув колени. Его рука двинулась дальше, и Джуд издала тихий горловой звук, мурлыкающий звук удовольствия, который издает кошка, когда ее ласково поглаживают, и ее ноги раздвинулись еще шире.

Долтон был уже на расстоянии всего нескольких дюймов от нежного тайника, когда почувствовал, что она просыпается. Полностью и окончательно проснувшись, Джуд выскользнула из-под его руки и вскочила с кресла, как будто он опрокинул ей на колени кипящий чайник. Но она не убежала. Он слышал, как она тяжело дышала, стоя там, у кровати, но не понимал, была ли она оскорблена или просто ошеломлена, потому что она ничего не говорила, а он не мог видеть выражения ее лица. «Возможно, она даже возбуждена», — подумал Долтон, зная, что женщин приводили в восторг его прикосновения. Но так как он не мог позволить себе злоупотреблять ее гостеприимством, он притворился смущенным.

— Простите, что напугал вас. Я не мог вспомнить ваше имя, а мне хотелось попросить у вас воды. — Его голос был хриплым и скрипучим, и это помогло убедить ее, что Макензи не опасен. Он чувствовал, что она колеблется, как будто еще не решила, что ей делать — закричать или дать ему пощечину. В конечном счете милосердие одержало победу над возмущением вольностями, которые позволил себе Долтон.

— Конечно. Позвольте, я помогу вам напиться.

Он прислушивался к ее движению по комнате, к шелесту ее ночной рубашки и почти ощущал, как учащенно бьется ее сердце. Макензи сам себе улыбнулся, почувствовав себя не таким уж беспомощным, если смог вызвать такое возбуждение в ком-то, по-видимому, очень восприимчивом.

Джуд просунула руку ему под голову, и Макензи позволил ей приподнять его. Изменение положению снова разбудило стучащую боль между висками, и у него с губ сорвался стон протеста, который он не сумел удержать. Джуд замерла, давая ему время приспособиться к новому положению и ожидая, чтобы он для начала облизнул губы, прежде чем она поднесет ему ко рту кружку. При соблазнительном запахе воды у Долтона затрепетали ноздри, как у лошади, которую в пустыне подвели к прохладному ручью. Кружка коснулась его зубов, и затем полился поток долгожданной влаги, которую он с жадностью глотал.

— Не так быстро и не так много, — последовало предупреждение, но Макензи предпочел не обращать на него внимания и осушил кружку, но, когда холодная жидкость хлынула в его абсолютно пустой желудок, у него начался приступ кашля. Пока приступ не кончился, Джуд уверенными и сильными, но в то же время нежными руками поддерживала его в сидячем положении, а когда его дыхание снова пришло в норму, осторожно опустила на слегка влажную подушку, намокшую от пота, вызванного лихорадкой и беспокойством. Устав даже от такого небольшого усилия, Макензи несколько секунд отдыхал, пока по звуку шагов по деревянному полу не понял, что она уходит от него.

— Простите… как вас зовут? — спросил он, заставив Джуд задержаться.

— Джуд Эймос.

— Я благодарю вас, Джуд Эймос, за то, что вот так приняли меня — меня, незнакомца… ну и все прочее.

— Любой человек, имеющий сострадание, сделал бы то же самое, мистер Макензи.

— Было ли это лишь в его воображении или действительно в ее словах существовала некоторая доля укоризны?

— Должно быть, вам известен другой тип людей, чем мне, мадам.

— Подозреваю, что так, мистер Макензи. — И опять промелькнул неуловимый налет осуждения, как будто она знала, кто он и чем занимается. — А теперь, как я сказала раньше, вы должны отдохнуть, если хотите поправиться.

— О, я хочу поправиться. Меня ждет работа. Что сказал доктор, я надолго вышел из строя?

— Доктор еще не смотрел вас. Джозеф, мой повар, перевязал вам раны. Я послала за медиком в Шайенн, но он может задержаться, если из-за этой погоды река начнет выходить из берегов. Знаете, когда идет такой сильный дождь, дороги на несколько дней становятся непроезжими.

— Снова в ее голосе было что-то необычное, какой-то не высказанный вслух намек, но на этот раз не порицание, а что-то более мягкое, что-то похожее на тоску, но он был слишком встревожен ее предыдущими словами, чтобы задуматься об этом.

— Ваш повар? Меня лечил ваш повар? Но вы сказали, что зрение вернется ко мне.

— Я сказала, что такая возможность существует, — поправила его Джуд, но это было совсем не то заверение, которое хотел услышать Макензи.

— Значит, ваш повар считает, что это возможно, — презрительно усмехнулся он. — Честное слово, я всей душой буду верить в это предсказание. — Его рука потянулась к толстой повязке, и слабое дрожание пальцев выдало его чувства.

— Это вера, которой вы должны держаться… — начала Джуд, но он грубо оборвал ее:

— Я надеюсь на веру так же, как всегда надеюсь на удачу. Удача человека зависит только от него самого, и нельзя надеяться ни на что и ни на кого, кроме самого себя.

— Жестокая философия, мистер Макензи, — после долгого молчания подытожила Джуд.

— Я живу в жестоком мире, мисс Эймос, и она хорошо служит мне. — А в каком мире жила она, этот ангел, который без всяких вопросов принял его? Из-за того, что он был слеп — и, возможно, навсегда — и не мог узнать ответа, его тон стал излишне грубым. — А теперь, если не возражаете, я хотел бы получить немного отдыха, о котором вы все время так настойчиво твердите. — И Макензи повернул голову в противоположную от Джуд сторону.

Джуд медлила, не желая оставлять его в таком расстроенном состоянии, она была уверена, что это не правда, а просто демонстративное заявление. В нем говорил страх, и у Макензи были все основания бояться. У него не было гарантии, что зрение вернется к нему, и Джуд ничего не могла сделать для того, чтобы успокоить его. Так как она больше ничем не могла ему помочь, она поступила так, как он просил, и тихо вышла, оставив его наедине с его грустными размышлениями.