Мишель Энн Янг - По зову сердца

Ключица, на которую давил Денби, снова заныла. Люсинда принялась растирать ее. Она придумывала различные варианты спасения и пришла к выводу, что надо бежать. Другого выхода нет.

Хьюго, капитан, лорд Уонстед, сердито смотрел на седеющий затылок военного врача, который ковырялся в его ране на левом бедре.

— Придется оперировать? Что вы хотите этим сказать? Операцию мне уже делали.

— Боюсь, милорд, там остался осколок. Его нужно извлечь, иначе придется ампутировать ногу.

По спине у Хьюго пробежал холодок.

— Нет, черт побери. Я не хочу потерять ногу.

Равно как он не хотел болтаться в Лиссабоне в этом импровизированном госпитале, устроенном в закутке какого-то монастыря. Когда человеку нечего делать, его посещают ненужные мысли.

Он заерзал на койке. То голова у него наклонялась под неудобным углом к стене, то нога свисала с конца койки.

— А нельзя ли подождать с операцией до моего возвращения в Англию? — Англия. Меньше всего ему хотелось бы отправиться в Англию, но он был последним в своем роду, и у него не было выбора. Новоиспеченный виконт Уэллсли настаивал, и Хьюго неохотно согласился. Краснощекий хирург поднял кустистые брови.

— Вы говорите о поездке по морю, сэр. Если этот осколок сдвинется с места, он может закупорить артерию. В таком случае вы потеряете не ногу, а жизнь.

— Хорошо. Делайте, если можете сделать хоть что-то.

— Я сделаю все, что в моих силах, милорд, — сказал хирург. Он выложил свои инструменты на обшарпанный карточный стол, стоявший у кровати.

— Сколько времени пройдет, прежде чем я смогу ходить? — спросил Хьюго.

— Две недели. А возможно, и три. Все будет зависеть от того, подчинитесь ли вы моим указаниям и вылечитесь быстро или будете ими пренебрегать и отправитесь на тот свет.

Хьюго невольно усмехнулся. У этого врача была репутация одного из лучших военных хирургов, но характер у него был ужасный.

— Обещаю, что буду вести себя хорошо.

— В таком случае обещаю поставить вас на ноги через две недели.

Врач протянул ему бутылку бренди:

— Выпейте. Это поможет вам выдержать боль и шок. — Он отступил немного и смерил Хьюго оценивающим взглядом. — Выпейте всю бутылку — при вашей комплекции меньшей дозой не обойтись. — Он пошел, тяжело ступая, к двери и, высунув голову наружу, крикнул: — Ординарец, прислать мне троих, чтобы держать пациента!

Хьюго знал, что его ждет, после того как шарлатан-лекарь последний раз рылся в его бедре. Потребовалось три недели, чтобы оправиться после этого. Но дела у него были плохи не только из-за ноги. Ему снились страшные сны не столько из-за боли в ране, сколько из-за чувства вины в том, что он сделал. Он просыпался в поту, его била дрожь, и в конце концов он стал бояться спать. Только бренди спасало от кошмаров, приносило оцепенение.

Кто бы мог предположить, что сила духа скрывается на дне бутылки? Возможно, это была истинная причина, почему Уэллсли хотел избавиться от него.

Он сделал хороший глоток. Бренди обожгло глотку и ударило по желудку как огненный залп. Хьюго погрузился в забвение, точно влекомый зовом сирены.

В келью ввалились два рядовых пехотинца и капрал.

— Неудивительно, доктор, что вам понадобились трое, это уж точно, — заявил худощавый вожак, ирландец. — Я не видал такого крупного быка, как этот капитан, за все мои годы в Португалии, это точно. — Он непристойно подмигнул. — Жаль бедных девчонок, если ваш Том такой же большой, как вы сами, сэр.

Все рассмеялись.

Не было на свете человека, который не задавался бы этим вопросом. Дураки, ублюдки. И началось это, еще когда ему было двенадцать лет.

— Держите свои страдания при себе, солдат, — язвительно сказал он, бросив взгляд туда, где простыня прикрывала его пах. — Бык может взревновать. — Он перевел взгляд на хирурга: — Давайте начинать, а?

Хирург подал ему скрученную полоску кожи:

— Держите это в зубах.

При мысли о том, что его ждет, у него перехватило дыхание. Хьюго стиснул зубами полоску кожи, сжал челюсти, закрыл глаза. Грубые руки схватили его за плечи, за ноги, за ступни. Он ощутил мускусный запах пота и кислую вонь страха. От кого это так разит — от него или от них? Наверное, ото всех.

— Готовы? — спросил хирург.

Он кивнул и проклял свою судьбу. Последний выстрел в тот день убил не того, кого нужно.

Часы у подножия лестницы пробили два. Люсинда, забившаяся под одеяло, слушала этот бой, раздающийся в тишине. Денби все еще не вернулся. Возможно, он останется ночевать сегодня у своей любовницы. Вряд ли, ведь утром они уезжают. Сердце у нее сильно забилось при мысли о саквояже, спрятанном под кроватью. Она упаковала его, чтобы взять с собой в карету, а горничная сложила сундуки, которые поедут отдельно.

Она напряженно вслушивалась, не приехал ли Денби, но слышала только собственное осторожное дыхание. В висках у нее пульсировало с частотой один удар в секунду. Часы пробили четверть. Карета прогрохотала по булыжникам в ночной тишине и остановилась. Хлопнула входная дверь. Сердце у нее упало. Денби вернулся.

Ей захотелось зарыться в одеяло или вскочить. Застыв, она слушала, как муж поднимается по лестнице и входит в свою комнату, как что-то говорит его камердинер, помогая ему приготовиться ко сну.

Она рассеянно потерла кожу на ключице. Захочет ли он осуществить сегодня свои супружеские права? Он часто делал это, когда бывал пьян. Но это не имеет значения. Он ни за что не заглянет под кровать. А что, если он ударится ногой о саквояж или запутается в ее спрятанной одежде?

Люсинда вскочила с кровати, все проверила. Из-под кровати ничего не торчало. Тяжело дыша, она торопливо залезла под одеяло, разгладила его.

Звуки в соседней комнате постепенно стихли. Из коридора доносились шаги камердинера. Люсинда ждала. «Пожалуйста, не входи сюда сегодня».

В доме снова воцарилась кошмарная тишина, когда слышно только тиканье часов и потрескивание балок. Случайный порыв ветра потряс окна. Ничего необычного, а потом… послышалось тихое похрапывание. Она разжала кулаки, которыми сжимала простыни, выскользнула из кровати, остановилась, прислушалась, впиваясь пальцами ног в толстый ворс ковра. Никаких нежелательных звуков не доносилось из его комнаты, и она пошарила под кроватью в поисках дорожного платья и плаща.

По телу ее бегали мурашки, когда она стянула с себя ночную рубашку и надела сорочку и корсет. Затем надела простое серое платье, завязала тесемки и заколола булавки со всей быстротой, на которую были способны ее дрожащие пальцы. Люсинда достала саквояж, в нем лежало несколько вещей, которые ей было под силу унести.

Под звуки мужниного храпа она окинула взглядом комнату. Когда Люсинда поселилась здесь, комната была красиво убрана в кремовых и белых тонах — такой она и осталась. Люсинда ничего здесь не меняла — ни картин, ни ценных украшений. Денби не выносил беспорядка. И поскольку он входил сюда когда хотел, она не чувствовала себя в этой комнате уютно и не желала сделать ее своей.