Лариса Шкатула - Вдова живого мужа

Федор вспомнил убитых в замке — взглядом! — Епифана и могущественного Зигмунда Бека, поежился.

— От кого ты спасал Светлану?

— От охранника в тюрьме. Что-то мне не везет в таких делах — сердца у негодяев какие-то слабые! Чуть что — инсульт или инфаркт… Меня самого это беспокоит, — взгляд Яна остановился на одной точке. — Получается, что я не могу рассчитывать свои силы. Неужели действительно мой дар для других опасен?

— Возможно, — протянул Головин, чувствуя, как на него пахнуло ледяным холодом — так, наверное, ощущает себя жертва под пистолетом неврастеника или перед диким зверем: прыгнет, не прыгнет?

— Ты-то чего испугался? Вон, даже глаза забегали, — обиделся Ян. — Неужели ты думаешь, что я над друзьями опыты провожу? А что бы ты сам сделал, если бы видел, как твою… сестру, например, собирается изнасиловать какой-нибудь недоносок? Стоял бы и смотрел?!

— Где ты стоял-то? — изумился Федор.

— Ну… как бы стоял. Сам был далеко, а увидел все так, будто рядом стоял.

— Хочешь сказать, что этого охранника ты… на расстоянии?

— Да, ударил, ладонью. В грудь. А получилось, что слишком сильно ударил — инсульт с ним приключился.

— О Господи! — Головин был потрясен. — Ты сам до этого додумался? Воздействовать на расстоянии…

— Ничего я не додумывался. Я среди ночи в общежитии от её крика проснулся…

— Но ты не мог его слышать!

— Выходит, мог!

Головин нервно схватился за вилку.

— Мой бедный мозг, кажется, чудес больше не воспринимает, потому что он сигналит: "Есть хочу, есть хочу!" Видно, всю энергию мы с моим организмом израсходовали на удивление.

Он съел было два кусочка, но опять отложил вилку.

— От такого ничего в горло не полезет!

— А мне не только лезет, а прямо-таки заползает. Я вдруг почувствовал, что ужасно проголодался!

— Я себе никогда не прощу, если твой феномен останется неизученным! У меня прямо руки зачесались: подключить к тебе приборы и замерить силу излучения…

— Размечтался! — пробормотал Ян с набитым ртом. — Не позволю делать из себя морскую свинку!

— Ладно, отвлечемся. — Федор обвел глазами зал. — Между прочим, из-за соседнего столика на тебя смотрят…

— На нас смотрят! Мной заинтересовалась молодая блондиночка, а тобой брюнетка постарше!

— Неужели у тебя во лбу есть ещё и третий глаз? Ведь ты не отрываешься от тарелки!

— Так я до этого посмотрел! — простодушно признался Ян.

Они расхохотались.

— Но все равно к Светке нужно зайти! — Ян прочертил в воздухе вилкой восклицательный знак. — Как она перенесла все эти ужасы? Вообще, она человек впечатлительный, хотя иногда прикидывается ходячим параграфом… Пойдем со мной, а? С хорошими людьми познакомишься. У неё муж, кстати, тоже врач. Только военный.

— А как его фамилия?

— Крутько. Николай Иванович.

— Что? Крутько? Так я же его знаю. Майор медицинской службы? Славный малый.

— Вот видишь? Плохих не держим. А если ты посмотришь на Светлану… Влюбишься, хотя ты — муж и отец. В неё все влюбляются. С хутора уходили была оборвыш, дикий котенок… А сейчас! Грациозная, гибкая тигрица.

— Что-то ты её с диким зверьем сравниваешь!

— А в ней и есть что-то дикое.

— Звериное?

— Нет, неприрученное. Я не умею красиво говорить, но я видел тигров в клетке. Какие-то они сломленные, что ли… Даже рычат больше от бессилия. А на воле наверняка у них и поступь другая, и шерсть лоснится, и рык… мурашки по коже!

— Ну, понял! Значит, она — тигрица, тобой с хутора вывезенная… А что же ты сам-то на ней не женился?

— А она не хотела клетку… маленькую. Может, своего тигра ждала? Знаю только, что она панически боялась бедности. Так что же мог дать ей я? Угол в какой-нибудь дыре? Случайный заработок? Словом, Крутько дал ей все, что она хотела: квартиру, приличную зарплату…

— Глупая она!

— Напуганная… Чего это мы о Светке разговорились? Между нами никогда и намека не было на серьезные чувства. Будто и правда мы с ней были близкими родственниками…

— Со Светкой мы разобрались, а вот, пан Шахерезада, дождусь я наконец твоего рассказа?

— А дело было так…

— Мама, привези мне крокодила! — кричал ей Павлик. — Такого жирного-жирного!

"Почему именно жирного? — думала Катерина, глядя в вагонное окно на своих близких. — Может, надувного?"

Наконец поезд тронулся, и только тут Катерина обнаружила, что делегация врачей, с которыми она должна была ехать в Берлин, оказалась в другом вагоне, вообще неизвестно в каком. Она оглядела своих попутчиков: женщину с дочерью — они везли такое множество баулов и узлов, что часть из них вынуждены были держать на коленях; мужчину в плаще и с одним портфелем — этот вцепился мертвой хваткой в свой портфель, будто кто-то пытался у него отнять неведомую ценность. Правда, по мере того как поезд удалялся от Москвы, мужчина становился все более спокойным и даже начал с интересом поглядывать на Катерину.

Вдруг дверь купе распахнулась, и знакомый веселый голос произнес:

— Катерина Остаповна, а я за вами. Семеро безнадежно тоскующих мужчин в другом вагоне ждут прекрасную даму-переводчицу!

— Профессор Шульц! — облегченно вздохнула она; перспектива ехать всю дорогу с посторонними людьми уже начала её томить.

— Мы договорились с проводником — у нас в вагоне есть свободное место… Где здесь ваши вещи? — он легко подхватил чемодан Катерины, пропустил её вперед и, идя следом, продолжал говорить: — С этими рассыльными просто беда, вечно что-нибудь напутают. Решил, видите ли сейчас ведь каждый сам себе командир! — что раз вы из другого ведомства, то и ехать можете отдельно.

— Еле нашел, ей-богу! — жаловался он, открывая перед нею двери. — Хорошо, Фирсов запомнил номер вашего купе, а то все двери пришлось бы открывать!

Он распахнул дверь своего купе и пододвинул замешкавшуюся Катерину.

— Извольте любить и жаловать! Наша переводчица — Катерина Остаповна. Говорил я тебе, Фирсов, учи языки: теперь из-за тебя человеку приходится в такую даль ехать!

— Глядя на такое чудо, — промурлыкал Фирсов, целуя молодой женщине руку, — я и вовсе от языков отвернусь! Если бы не я да ещё пара моих товарищей, созерцали бы вы сейчас такую красавицу?!

За пять лет супружества Катерина ехала куда-то без мужа в первый раз. И никогда прежде ей не приходилось бывать одной в такой вот мужской компании. Хирургов было семеро, и они сгрудились вокруг маленького столика, куда уже успели выставить бутылку какой-то жидкости тепло-коричневого цвета безо всяких наклеек. Просто хрустальная бутылка из чьих-то дореволюционных запасов. В качестве закуски на газете лежали лишь кусочки, правда, умело и тонко нарезанные, простого деревенского сала.