Лидия Джойс - Тени в ночи

– Наклонись.

Ферн подчинилась, и волосы заструились с головы вниз, открыв изящную линию шеи и спины. Колин медленно, тщательно мыл ей спину, вел полотенцем вдоль дуги позвоночника, затем по ребрам, твердым под очаровательно мягким телом. Сначала Ферн сидела оцепенев, но постепенно мышцы расслабились, она стала дышать в такт движениям мягкой ткани, слегка вздрогнула, когда он чуть-чуть ослабил нажим, потом вздохнула, когда он начал массировать ей мышцы.

Наконец Колин оставил ее, чтобы сполоснуть полотенце, и Ферн выпрямилась. Глаза у нее были полузакрыты, лицо горело под каскадом влажных каштановых волос, спадавших по обеим сторонам лица, прикрывая груди.

–Ты выглядишь как Ева с картины, написанной для тонких ценителей, – сказал он.

– Скорее уж как Сусанна и старцы, – возразила Ферн охрипшим голосом.

– Значит, я старец? Тогда как насчет Вирсавии?

– Вирсавия должна быть экзотически красивой, чтобы привлечь внимание короля. Я больше подхожу для кучки неприличных стариков, влюбленно глядящих на меня.

– Ты, может, и не экзотически красива, зато очень близка к идеалу английской девственницы, – сказал он, поднимая бровь.

Она покраснела еще сильнее.

– Я больше не девственница.

– Да, ты права, – усмехнулся Колин, встал на колени и начал мыть ей ступню.

Ферн со смехом отдернула ногу.

– Щекотно!

– Я буду осторожнее, – пообещал он, снова забирая ступню и двигаясь от пятки вдоль мягкой выемки до пальцев. Затем проделал то же самое с другой ступней.

– Удивительное ощущение, – призналась Ферн. – Все это. Я думала... наверное, это странно, а оказывается... – Она засмеялась. – Можешь обмывать меня в любое время, когда захочешь.

– Что я и делаю, – ответил Колин.

Он двинулся от лодыжек к икрам, опять вернулся к впадинам под коленями, сначала с нажимом, потом мягко, возбуждающе. Ферн уже перестала улыбаться, лицо сделалось напряженным, сосредоточенным, и она ухватилась за подлокотники кресла, замерев в предвкушении. Но Колин остановился перед кудрявым холмиком волос, чтобы сменить полотенце.

Когда он повернулся, глаза у нее были широко распахнуты в ожидании, которое он сразу оправдал, наслаждаясь ответной реакцией. Он молча убрал с груди волосы, прижал ее к так что она полностью откинулась на спинку, и, начав с ключицы, двинулся вниз медленно, дразняще, уже приблизился к груди, но миновал ее и повел руку по округлости живота к темным завиткам волос под ним. Затем опять скользнул вверх, обхватил рукой одну грудь и пока держал ее, Ферн с немой мольбой смотрела ему в глаза.

Наконец он медленно-медленно поднял обернутую полотенцем руку и потер чувствительный сосок. Ее голова откинулась, бедра и спина выгнулись навстречу ему. Колин нежно потер сосок между большим и указательным пальцами, а когда она застонала, он, уже не в силах сдерживаться, взял второй сосок в рот.

Ферн крепко прижала бедра к его животу, и он должен был проглотить стон, отрываясь от нее.

– Не останавливайся, – пробормотала она.

– Я еще не закончил. – Он вел полотенцем между ее ног, и она попыталась выпрямиться. – Не двигайся.

Полотенце скользнуло внутри ее складок. Она вздрогнула, когда ткань задела его, и Колин остановился, чтобы в последний раз намочить полотенце.

– Довольно, – взмолилась она. – Мне это больше не требуется. Мне нужен ты.

Улыбнувшись в ответ, Колин взял мокрое полотенце, дымящееся от горячей воды, и провел им по складкам. Ферн резко выгнулась, и он тер ее в этом месте, пока не почувствовал, что она нуждается в облегчении, в котором он ей отказывал.

Лишь тогда Колин начал двигаться. Первый раз легко, затем сильнее, и теперь это была уже не ткань, а его пальцы. Ферн закричала, раскрывшись для него, по ее телу прошла судорога, и оно стало двигаться в ритме его руки.

Следующий хриплый крик дал ему понять, что она близка к экстазу. Все еще стоя на коленях, он схватил ее за бедра, и резко дернув их на себя, вошел в нее. Она вскрикнула, но Колин почти не слышал.

«Живой, живой, я живой». Слова были под стать его толчкам, его сердцебиению, его сути. Без всякой боли он был еще живой, живой с ней. Затем ногти Ферн оставили жгучие следы на его плечах, провели там глубокие борозды, он приветствовал и это. «Живой, живой...» Он почувствовал ее экстаз за миг до того, как потерял контроль над собой, отдавшись полноте ощущений.

Колин пытался удержать их сколько мог, но все было кончено слишком быстро, и он вернулся к своим привычным ощущениям. Он сел на корточки, сморгнул пот с ресниц. Нет, до сих пор то ощущение все же осталось, только было несколько приглушенным, и он лелеял его, как разгорающийся огонек. Это кончилось, а он... еще живой.

Ферн, тяжело дыша, лежала в кресле, она попыталась что-то сказать, но лишь покачала головой и закрыла глаза. Колин воспользовался моментом, чтобы тайком обмыться, сполоснуть полотенце и протянуть ей, когда она снова открыла глаза. Он даже сомневался, поняла ли Ферн его жест, пока она не встала и не повернулась к нему спиной. Колин отвел взгляд, желая создать ей хотя бы видимость уединения, и посмотрел на нее, когда услышал плеск воды в тазу.

Она уже надела сорочку, и он принял намек, последовав ее примеру. Над сельской местностью прокатился отдаленный раскат грома, и Колин обратил внимание, что штукатурка вокруг распахнутых створок забрызгана дождем.

– Может, закрыть окно? Похоже, гроза усиливается.

– Как тебе угодно, – ответила Ферн с едва заметной чопорностью, совсем не похожей на их недавнюю близость. – Я не возражаю против легкой прохлады, даже несмотря на сырость. Камин превратил комнату в парильню.

Оставив створки открытыми, Колин лег рядом с женой, задул лампу и поставил ее на край стула. Комната погрузилась в темноту, если не считать отблесков угасающего камина да редких вспышек молний.

– Ты был прав. – Голос Ферн из темноты застал его врасплох.

– В чем?

– Думаю, от твоего стремления меня раздразнить я получила по крайней мере такое же удовольствие, как и ты.

– Угу, – пробормотал он, мысленно добавив: «Искренне сомневаюсь, что такое же».

Однако маленькое одобрение того, что произошло между ними, развязало у него внутри узел, о котором он не подозревал, и Колин совсем расслабился. Теперь единственным звуком был дождь, омывавший стены дома и резко стучавший по оконному стеклу.

– Какой у тебя любимый цвет? – Вопрос Ферн пробудил его от полусна.

– Что?

– Твой любимый цвет? Я только что поняла, что не знаю.

– Никогда об этом не думал.

– У меня – красный. Но я почти никогда его не ношу, боюсь, этот цвет не для молоденькой девушки. А я не умею носить бросающийся в глаза цвет, чтобы это выглядело уместно, хотя все равно его люблю.