Меган Маккинни - Часы любви

Так принцесса Ския вступила в Терновое Чернолесье, и каждая сова, каждая мышь, шевельнувшаяся в темном подлеске, пронзала одинокое сердце ее трепетом страха. К счастью, ей удалось отыскать старый заброшенный домик, спрятавшийся в самой чаще терновника. Там она и жила в изгнании, тихо проливая горькие слезы о семье, которой лишилась.

Подняв глаза от листка бумаги, Равенна застыла, завороженная мерцанием свечи, освещавшей ее работу. Она сидела, подобрав под себя босые ноги, в белой ночной рубашке; черная шаль защищала ее от ночного холода. Гранья храпела в своей спальне напротив. Было одиннадцать.

Скрипнув ножками кресла по вощеным доскам пола, она отодвинулась от письменного стола и поднесла свечу к окну. Городок Лир превратился в далекую горстку тускнеющих желтых огней. С Ирландского моря, заволакивая горизонт, набегала гроза. Сверкнула молния, и через мгновение еще робкий гром прокатился над домиком.

– Прости меня, – шепнула она холодному под натиском ветра оконному стеклу, жалея о том, что Малахия, наверно, будет ждать ее и в грозу. Тем не менее девушка все же подумала, что подобное наказание вполне заслуженно. Этот поцелуй был неприятен ей. Не физически… Он обидел ее тем, что обошелся с нею столь небрежно. Она – не гулящая женщина и не его собственность, с которой он волен сделать все, что угодно. Малахия не просил ее о свидании, он потребовал его. Она имела право выбора, а он позабыл о нем.

– Прости, – шепнула она и, задув свечу, забралась в постель.

– Молчи, ни слова, – сказал ей на ухо резкий хрипловатый голос.

Равенна попыталась сесть в постели, но испачканная сажей рука зажала ей рот и придавила голову к подушке. Сердце ее стучало от ужаса, глаза пытались разорвать тьму. И, наконец, она увидела того, кто схватил ее.

– Почему ты не пришла ко мне?

Страх отпустил. Убрав его пальцы со своего рта, она спросила:

– Малахия?

– Почему ты не пришла ко мне? – повторил он.

От черного силуэта разило как из дымной таверны.

– Нам не подобает встречаться таким образом, понимаешь? – шепотом ответила Равенна, темно-фиолетовые глаза ее – если бы он только мог видеть их – выражали самый красноречивый гнев.

– Ба! Што это из тебя стало? Шикарная молодая мисс? Брось, Равенна, ты не Кэтлин Куинн, и нечего строить ее из себя.

– Как ты смеешь! – она дала бы ему пощечину, если бы только смогла четко увидеть его в темноте.

– Еще возражать будешь! Ты не Кэтлин Куинн, и сама знаешь это.

Равенна опустила занесенную руку. Она прекрасно знала, что не является Кэтлин Куинн; Малахия прав, оспаривать это бессмысленно.

– Я не хочу никаких тайных встреч с тобой. Гранья умрет, если проснется и обнаружит, что я ушла.

Со странной нежностью Малахия отвел назад ее волосы.

– Просто я хочу побыть с тобой вместе, Равенна. Хочется снова вспомнить наше милое детство.

Она притихла, не имея сил укорить Малахию за то, что он хотел того же самого, что и она сама.

– Пошли, – сказал он, потянув ее за руку. – Сходим к Соленым скалам, посмотрим, как луна исчезает за июньской грозой. Помнишь, как прежде…

– Нет. Это невозможно.

– Пошли. Ты сама знаешь, что хочешь этого. Даже в этой тьме я вижу в твоих глазах блеск. Ты хочешь пойти со мной.

На плечи ее легла тяжелая мужская куртка. Равенна в нерешительности сделала шаг назад. Малахия едва ли не силой потащил ее за собой.

– Мы теперь не дети, Малахия. Так делать нельзя, – прошептала она, отодвигаясь.

Тот прикоснулся к ней, мягко привлекая к себе.

– Мы не дети теперь, пойдем же и опять сделаемся детьми…

Она глядела на него во тьме. Молния озарила все небо, и Равенна увидела его глаза. Те самые, которые были ей знакомы. Те самые, которые представлялись ей, когда она читала и перечитывала его письма.

Равенна знала, что ей не следует идти с ним, нельзя уходить из дома посреди ночи, однако нерешительность ее делала еще более крепкой хватку Малахии. Но это был шанс вернуть прошлое, найти того Малахию, которого ей теперь так не хватало.

Прежде чем Равенна успела возразить, он уже стащил ее по темной лестнице и вывел наружу – под холодный морской ветер. Взяв ее за руку, Малахия побежал через поля золотисто-зеленой ржи. И вдруг она – засмеялась, как не смеялась уже много лет; звуки эти вырывались из груди Равенны, как у беззащитного ребенка. Резкий ветер продувал насквозь ночную рубашку – но ей было все равно, замерзнет она или нет. Ей хотелось только вспомнить лучшие времена и насладиться обществом своего единственного друга на всем свете.

– Ну, все осталось как было? – спросил он, когда они поднялись на вершину Соленых скал. Море волновалось и билось у их подножия, соленый туман буквально ощущался языком. Позади Равенны над Лиром стояла луна; белый неземной свет ее бросал перед ними синие тени, а грозовые облака заливали морской горизонт чернотой, наползавшей на берег.

– Да, здесь прекрасно, – прошептала Равенна, обнимая себя руками, распущенные волосы черным стягом бились за ее головой. – Именно такими я и помню эти места.

– Тогда поцелуй меня, – произнес он, пригибаясь к ее затылку и прикасаясь губами к нежной коже на шее. Ладонь его двинулась вверх от талии…

– Нет, – шепнула Равенна, отступая от него. Ветер вдруг сделался ледяным. Малахия предлагал ей тепло, но она не хотела принимать его. Все говорило, что она должна была ждать его поцелуя. Но это было не так.

– Помню, прежде ты была горячей девчонкой, а не недотрогой, – выкрикнул он.

Равенна не ответила ему. Она смотрела в грозовое небо, гадая, когда упадут первые холодные капли.

– Поцелуй же меня, Равенна, – говорил он, обхватывая ее медвежьими ручищами. Губы его приблизились к ее лицу, и Равенна затрепетала в теплых объятиях.

С ней происходило нечто ужасное. Часами мечтала она о любви, а теперь, когда можно было влюбиться, она отвергала самую возможность, отвергала своего собственного друга Малахию.

Так что же с ней происходит? – спросила себя Равенна. Малахия припал губами к ее ушку. Неужели он вселяет в нее отвращение? Напротив, Малахия являл собой отличный образец мужчины; высокий и сильный – лицо его, конечно, нечего было и сравнивать с богоподобными чертами графа Фабулозо – тем не менее оно было привлекательно, тем более, что это было лицо друга.

Так почему же она не способна спокойно отдаться ему? Она мучилась этим вопросом, пока он прижимал ее к себе.

– Малахия, прекрати это. Пожалуйста, остановись, – услышала она собственный голос, негодуя на себя за такие слова.

Губы его сделались холодными, он нетерпеливо нагнулся к ней, обнаруживая отсутствие привычки к подобной женской нерешительности.