Карен Рэнни - Пока мы не встретились

Монкриф вел себя безупречно – любезно, обходительно, внимательно. Многие гостьи рассматривали его с жадным интересом.

Когда объявили, что обед подан, Монкриф уступил Кэтрин пожилому джентльмену – старому другу отца, а сам подал руку Джулиане.

Обеденный зал в Балидоне назывался Королевской столовой и был огромным помещением с двумя каминами в каждом из торцов. С потолка свешивались геральдические знамена, на стенах размещались палаши и щиты. Пол покрывали выщербленные каменные плиты, между одной стеной и потолком зияла широкая трещина. Кэтрин решила, что это самая старая часть постройки.

В нарушение традиции Монкриф усадил Кэтрин справа от себя. Здесь она была в относительной безопасности от выпадов Джулианы и от излишнего внимания гостей. – Мрачное помещение, – заметил он, пока гости рас саживались.

– Это легко изменить, – отвечала Кэтрин. – В Балидоне столько ценностей. Если бы ты приказал зажечь лампы на стенах, развесить гобелены и, может быть, частично застелить полы коврами, здесь стало бы довольно уютно. – Она окинула взглядом стены с оружием. – Можно даже перенести сюда некоторые портреты из нашей спальни. Тогда они разглядывали бы накрытые столы, а не нас.

– Вот и займись этим. Пусть Балидон станет таким же уютным, каким ты сделала Колстин-Холл.

– Думаю, Джулиана этого не одобрит. Она не скрывает своего мнения о Глинет как о домоправительнице, не говоря уж о новой форме, которую я заказала для служанок.

– Герцогиня Лаймонд ты, а не Джулиана.

Не зная, что на это сказать, Кэтрин промолчала.

– Дело не в деньгах. Скупость Джулианы преувеличена. Возможно, тебе показалось иначе, но винокуренный завод процветает, и дела в герцогстве идут отлично, – сообщил Монкриф.

– Тогда почему же… – Кэтрин не договорила.

– Почему Джулиана позволила Балидону прийти в такое запустение? Я до конца еще сам не понял.

– Все равно… Позволить, чтобы моль съела те фламандские гобелены – это грех.

Монкриф улыбнулся. Казалось, горячность Кэтрин пришлась ему по сердцу. Он сделал знак Уоллесу, и обед начался. В зал строем вошли лакеи и окружили стол с приборами для первого блюда – рыбного супа, который отменно готовила местная повариха. Огромная фарфоровая супница была сделана в виде плещущейся рыбы.

Монкриф снова кивнул, Уоллес повторил его жест, и дюжина заново вышколенных лакеев принялись обносить гостей.

Кэтрин исподтишка следила за Монкрифом, поражаясь, с какой военной организованностью он руководил обедом. Она догадывалась, что эту обязанность должна была бы исполнять герцогиня Лаймонд, но ей не хватало опыта в приеме стольких гостей. Тем не менее, Кэтрин преисполнилась решимости к следующему разу всему научиться.

За обедом рядом с Монкрифом сидела жена Синклера. Эта преуспевающая семья жила недалеко от Колстин-Холла. Кэтрин слышала о них и об их семерых детях, но сидеть с ними за одним столом ей не доводилось. Справа от Кэтрин сидел граф, оказавшийся очень приятным соседом. Обед его интересовал больше, чем любой разговор. Кэтрин решила, что Монкриф намеренно посадил ее с графом. Когда дело дошло до говядины, он выпил уже столько вина, что стал задремывать между блюдами.

Кэтрин прежде никогда не приходилось обедать в столь изысканной обстановке и в таком высокопоставленном обществе, и она чувствовала себя несколько смущенно. За длинным столом красного дерева сидели сорок гостей. В шести футах позади каждого стоял лакей в новой ливрее. Из-за такого количества людей зал казался меньше.

Время шло, и в помещении становилось теплее благодаря множеству зажженных к вечеру свечей. Самый младший из лакеев постоянно менял сгоревшие свечи на новые.

Кэтрин полагала, что Джулиана даже представить себе не может, во что обошелся этот прием.

С дальнего конца стола долетали взрывы смеха. Кэтрин чувствовала все возрастающую неловкость. Ей казалось, что несколько раз она услышала свое имя, а следом за этим раскаты смеха. Многие гости бросали на нее быстрые взгляды и тут же отводили глаза.

Монкриф тоже не пытался скрыть свое раздражение. Пару раз его вилка громко звякнула о тарелку, при этом он хмуро смотрел на Джулиану.

Кэтрин успокаивающим жестом положила руку ему на рукав.

– Ну, пожалуйста, не надо ничего говорить, – негромко произнесла Кэтрин. Она, конечно, очень тронута его защитой, но вовсе в ней не нуждается.

Монкриф пристально посмотрел ей в глаза. Герцог явно сердился. Кэтрин ощутила некую робость. В прежние времена, под воздействием опия, такой взгляд ни за что бы, ее не смутил. Сейчас все было иначе. Монкриф смягчился, увидев глаза Кэтрин, словно напомнил себе, что сердится не на нее.

– Догадываюсь, что Джулиана очень настойчиво выражает свою неприязнь ко мне. Ничего другого я и не ожидала.

– А я ожидал. Ты – моя жена.

– Ты имеешь в виду – «любишь меня, люби и мою собаку»? – Иногда муж казался ей уж очень бесцеремонным.

Монкриф откинулся на спинку стула, но эта безмятежная поза не обманула Кэтрин. Она видела, как напряжены мускулы на его шее, как раздуваются ноздри.

– А как, по твоему мнению, мне следует поступать, Кэтрин? – справившись с гневом, наконец, произнес Монкриф. – Позволить моей невестке говорить все, что ей вздумается?

– Почему бы и нет? – спокойным тоном спросила Кэтрин. – Какое имеет значение, кто и что говорит обо мне? – Она отхлебнула из кубка. – В конце концов, – Кэтрин улыбнулась, пытаясь имитировать его собственные слова, – я – жена Монкрифа!

– Да, – смягчаясь, проговорил Монкриф. – Ты моя жена. – Простая фраза прозвучала как вызов.

Они прожили в Балидоне всего неделю. Чем лучше Кэтрин узнавала Монкрифа, тем лучше понимала, почему он счел необходимым на ней жениться. Кэтрин ни разу не видела мужа злым. Он бывал раздраженным, даже рассерженным, однако основным стимулом его поведения было внутреннее благородство. Монкриф решил, что она нуждается в защите, и женился на ней. Эта мысль приводила Кэтрин в замешательство.

Кэтрин тряхнула головой и попыталась сосредоточиться на приеме. Обед шел своим чередом, а ей все труднее было терпеть выходки Джулианы. В нижней части стола, где царила Джулиана, все чаще слышались взрывы смеха, и Кэтрин подозревала, что смеются над ней.

В конце концов, Монкриф вскочил на ноги и вперил в невестку убийственный взгляд. Кэтрин возблагодарила Бога, что столь грозная мина на лице герцога относится не к ней.

– Мадам, – громоподобным голосом заявил Монкриф, – вам придется принести извинения нашим гостям.

Разговор тотчас прервался. Все взгляды обратились к Монкрифу, одна только Кэтрин не поднимала глаз от тарелки.

– О чем ты говоришь, Монкриф? Я вовсе не собираюсь покидать наших гостей.