Карен Рэнни - Пока мы не встретились

Он должен был признаться, что на ее письма отвечал совсем не Гарри, а он сам, Монкриф. Должен признаться, но только не сейчас. Нужно время, чтобы Кэтрин справилась с разочарованием и поняла, что любовь давно ее ждет, ждет терпеливо и неизменно.

Монкриф услышал, как открылась дверь, но не обернулся – он знал, что она придет. Поразмыслив, Кэтрин явно решила ему не поверить. Гарри останется позолоченным идолом, а он, Монкриф, бесчестным узурпатором.

– Ты ведь не солгал мне, Монкриф?

Он не обернулся.

– Нет, не солгал.

– Он ее любил? Женщину, с которой вместе погиб?

Монкриф прикрыл глаза. Он не был готов к этому вопросу. Какой же он глупец! Конечно, Кэтрин захочет узнать!

– Не знаю, – ответил Монкриф и припомнил разговор, который случился у него с Гарри в Пойнт-Левисе.

Они сидели у подножия холма и дожидались темноты, когда вместе со всем полком должны были подняться по крутым утесам, окружающим Квебек. Безрассудный план генерала Вулфа вполне мог привести их всех к гибели, но за годы войны Монкриф свыкся с мыслью о возможной смерти.

– Полковник, вы когда-нибудь думали, что окажетесь на другом конце света? – спросил Дуннан, играя камешками на земле.

– Я иду туда, где мой полк.

– Глупо, что я не отказался, когда мне предложили патент. Но с другой стороны, это показалось мне отличным выходом. В то время я попал в довольно сложные обстоятельства.

Монкриф повернул голову и вопросительно посмотрел на Дуннана.

– Вы жалеете, что вступили в полк? Гарри расхохотался.

– Нет. Отличное получилось приключение. Но иногда я скучаю по дому. – Дуннан помолчал. – Вы верите в любовь, полковник?

– Думаю, что верю. А в чем дело? – осторожно спросил Монкриф.

Гарри посмотрел ему в лицо.

– Сентиментальное чувство, эта любовь. – Он опять умолк, но через минуту продолжил: – Я как раз влюблен. Вот так штука! – Гарри улыбнулся. – Знаете, никогда бы не подумал, что способен на это. Я скучаю по ней с каждым днем все сильнее. Сам не могу понять, в чем дело.

Монкриф ничего на это не сказал, а через минуту началась операция. Монкриф увидел капитана Дуннана только после празднования победы.

Да, такой разговор не перескажешь жене, а особенно сейчас.

– Не знаю, – повторил Монкриф, сожалея, что не может рассказать больше.

Какой юной, невинной и беззащитной выглядела Кэтрин в этот момент!

– Он, правда, жестоко обращался с лошадями?

– Откуда ты об этом узнала? От Питера? Кэтрин кивнула.

– Да, Гарри был жестоким человеком. «Не спрашивай меня больше». Слава Богу, Кэтрин и не стала больше задавать вопросов, а развернулась и пошла к двери.

– Должно быть, ты очень жалел меня, раз взял в жены. Монкриф резко обернулся.

– Я женился на тебе не из жалости.

– Тогда из-за чего, Монкриф?

Из-за любви. Но она не поймет такого ответа.

– Разве я должен оправдывать свои действия, Кэтрин?

– Ты говоришь как настоящий герцог.

– А ты – герцогиня. И сегодня в гостиной ты была герцогиней высокомерной.

Монкрифу показалось, что по губам Кэтрин скользнула слабая улыбка, и он порадовался.

Кэтрин задержалась в дверях и посмотрела на потолок.

– Монкриф, я чувствую себя такой дурой.

– Не надо, – произнес он, всей душой желая облегчить ее боль.

– Любовь может умереть?

– Иногда время помогает. – Монкриф решил прибегнуть к банальности.

– А женщина, которую ты любил, Монкриф? Ты сумел ее забыть?

«Нет. И никогда не забуду».

В комнате стало слишком душно от тайн. К счастью, Кэтрин не ждала ответа. И тогда Монкриф сделал то, что совсем не собирался делать. Он догнал Кэтрин, положил руки на ее напряженные плечи. Его пальцы коснулись обнаженной шеи, пробежались по мягкому изгибу спины.

Монкриф никогда особо не задумывался о вопросах морали или религии. Разумеется, он старался не отступать от неких нравственных принципов, но и только. Однако сейчас, держа Кэтрин в своих объятиях, он вдруг почувствовал, что Бог посылает ему самую большую награду и жизни.

Его руки спустились на талию Кэтрин. Если бы захотела, Кэтрин могла бы уйти, но она не двигалась, пряча лицо у Монкрифа на груди. Монкриф чувствовал жар ее дыхания.

Постепенно из подрагиваний и вздохов родилось удивительное чувство единения. Как будто колышимые невидимым ветром, оба начали ритмично раскачиваться.

Сейчас это единение было не искрой, разжигающей сухой хворост, оно представлялось Монкрифу щедрым и теплым дождем, который обильно насыщает истосковавшуюся по влаге почву. Он все сильнее сжимал Кэтрин в объятиях.

Сейчас, сейчас стоит рассказать ей о письмах, о том, что Гарри никогда их не писал. Возможно, Кэтрин поймет, как все случилось, если он поведает о своем безмерном одиночестве, о соблазне, который таился в мягкой нежности ее писем к мужу. Однако Монкриф не успел произнести ни слова. Кэтрин отстранилась, отбросила с лица волосы. Монкриф увидел заплаканные глаза и покрасневший кончик носа.

– Спокойной ночи, Монкриф.

– Спокойной ночи, Кэтрин. – Он уронил руки и сделал шаг назад. Ему хотелось умолять Кэтрин, чтобы она осталась, но Монкриф лишь молча смотрел, как она уходит.

Кэтрин осторожно присела на маленькую скамеечку в ногах кровати и новым взглядом стала рассматривать сундук Гарри.

Она помнила день, когда сундук прибыл в Колстин-Холл. Это случилось через несколько недель после известия о гибели Гарри. Кэтрин разбирала его много часов, плакала над каждой вещью, видя в ней символ слишком короткой супружеской жизни. Ей уже тогда подумалось, что вещей слишком мало. Что-то должно было указывать на личные интересы – книги, черновики писем к ней, карты местности, книжки с записью расходов, дневник, любимая чернильница… Ничего этого не было. Сейчас Кэтрин поняла, что этот полупустой чемодан – символ характера Гарри.

Кэтрин медленно повернула ключ в замке и приподняла крышку. Сверху лежали его письма. Кэтрин разложила их в хронологическом порядке.

Гарри никогда ее не любил. Его письма были обманом, способом успокоить богатую женушку. Мысли путались в голове, Кэтрин все не могла поверить, что человек, способный написать такие письма, был столь вероломным.

Если бы Гарри стоял сейчас перед ней, как бы он ответил на такое обвинение? Наверное, усмехнулся бы этой своей обаятельной усмешкой и произнес ее имя по-гэльски, как он иногда делал. Или просто молчал бы, торжественный и красивый, как было в день отъезда в полк?

Кэтрин поднялась и подошла к камину с ворохом писем в руках; Одно за другим она стала бросать их в огонь, каждый раз вспоминая, что там написано. Ведь она их перечитывала, перечитывала, перечитывала бесконечно.

Неужели она когда-нибудь сможет забыть? Или простить?