Виктория Холт - Битва королев

Он произнес резко:

– Никому ни слова! Все держите в секрете!

Элеонор с искренним пылким чувством поцеловала руку короля.

– Дорогой брат, благороднейший из королей! Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня!

Это, казалось, удовлетворило Генриха, но только на время… пока он вновь не стал терзать себя сомнениями.

С каждой неделей холода усиливались. Ветер со свистом врывался в дворцовые покои, и их обитателей не могли согреть даже огромные поленья, пылавшие в каминах.

Джоанна все мучительней захлебывалась кашлем, и, когда Александр прислал гонца с вопросом, чем вызвано ее столь долгое отсутствие, она пришла в полное отчаяние, но тотчас стала готовиться к отъезду.

Элеонор много времени проводила с сестрой. Джоанна знала о состоявшейся свадьбе, и ей было радостно видеть сестру счастливой.

«Как хорошо, что есть кто-то, с кем можно поделиться сокровенной тайной!» – признавалась Элеонор Симону.

Бедная Джоанна! Если бы только она могла познать такое блаженство! Конечно, Александр совсем не то, что Симон. Элеонор удивляло, почему замужество Джоанны считалось удачным. Да, конечно, у Джоанны было все – все, кроме счастья.

«Как странна и причудлива жизнь!» – размышляла Элеонор.

Они разговаривали в холодной комнате. Элеонор съежилась на стуле, а Джоанна лежала на кушетке, укрытая несколькими шкурами, и все равно не могла согреться.

– Тебе нельзя сейчас уезжать, – сказала Элеонор. – Подожди хотя бы, пока не потеплеет.

– Александр уже потерял терпение. Мне надо было вернуться еще до наступления зимы.

– Чепуха. Почему ты не можешь погостить у брата со своей семьей столько, сколько тебе захочется?

– Моя семья не здесь, а в Шотландии. Я должна жить там. Но я была счастлива повидать Генри и рада, что ты теперь опять замужем.

– Только я обязана держать это в секрете.

– А тебе это, по-моему, даже нравится. Признайся! Не придает ли подобная ситуация пикантность вашим отношениям?

– В этом нет нужды, – ответила Элеонор.

– Но будете ли вы так счастливы всегда, как сейчас? – развивала свою мысль Джоанна.

– Таковы наши намерения.

Ответ Элеонор прозвучал чересчур сухо, но она тут же постаралась загладить это.

– Когда Симон получит обратно свои замки, ты часто будешь навещать нас.

– С удовольствием.

Джоанна закашлялась и уже не могла остановиться. Элеонор испугалась. Ей показалось, что сестра вот-вот задохнется. Джоанна откинулась на подушки. Элеонор увидела на ее губах кровь и вздрогнула.

– Дорогая! Что я могу сделать для тебя?

Элеонор пробыла с сестрой до темноты. В молчании каждая из них думала о своем. Вдруг Джоанна подала голос:

– Элеонор, ты здесь?

– Да. Тебе что-нибудь нужно?

– Приведи Генри. Пожалуйста…

– Генри?

– Я думаю, ему следует быть здесь.

Элеонор вышла из комнаты. Прошло полчаса, прежде чем она отыскала короля и привела его в спальню Джоанны.

Они вошли с зажженными свечами, и вид сестры, распростертой на подушках, сразу вызвал у них дурное предчувствие.

Генрих опустился на колени возле кровати, взял Джоанну за руку.

– Дорогой брат, – произнесла Джоанна, – не кажется ли тебе, что это конец?

– Ерунда, – нарочито бодро заявил Генрих. – Мы оставим тебя здесь, в Вестминстере. Ты не вернешься в Шотландию, пока врачи не вылечат тебя.

Джоанна покачала головой и сказала:

– Элеонор… сестра…

– Я здесь, Джоанна.

– Да благословит Господь вас обоих! А ты будь счастлива…

– Мы все будем счастливы, – поспешил заверить ее Генрих.

– Помоги мне, – попросила Джоанна, и Генрих приподнял ее на подушках.

– И я счастлива быть с вами… здесь, в Англии… Я рада, что приехала домой умирать.

Оба – и Генрих, и Элеонор – не могли произнести ни слова. Невольно они отвели взгляды от умирающей сестры.

– Генри… я хотела бы лежать в Дорсете, в обители Тарнет…

– Ты окажешься там, когда придет твое время. Но до этого еще далеко, сестренка, – хрипло произнес Генрих.

Она покачала головой и улыбнулась.

– Как ласково ты обратился ко мне… Редко ты называл меня сестренкой…

Еще некоторое время они провели в молчании. Потом Генрих убрал руку, поддерживающую Джоанну, и опустил ее голову обратно на подушки.

– Она отошла…

Элеонор прикрыла глаза рукой, пряча слезы.

Невозможно было долго держать в тайне брак принцессы Элеонор с Симоном де Монфором.

Когда Ричард Корнуолл узнал, что это произошло с согласия короля, он пришел в неописуемую ярость. Сам он все сильнее испытывал неприязнь и даже отвращение к своей дряхлеющей супруге. Каждый раз, когда он видел Изабеллу, ему казалось, что она постарела еще на несколько лет. Он не осознавал, что и она замечает, как изменилось его отношение к ней, и из-за этого она проводит ночи без сна, а дни – в постоянной тревоге.

Симон де Монфор вызывал наибольшую неприязнь в дворцовых кругах. Он был чужеземцем, а Генрих почему-то всегда благоволил к иностранцам, но сейчас еще больше, так как его жена привезла из Франции множество друзей, подруг и родственников, и милости, на которые рассчитывали англичане, доставались пришельцам с континента.

Бароны начали сплачиваться вокруг Ричарда. Он уже имел крепкого сынишку, а король пока оставался бездетным. К тому же у Генриха не было той силы воли, которая привлекала бы к нему людей. Наоборот, в нем ощущалась некая слабость и непоследовательность, и этим сплошь и рядом пользовались беспринципные и наглые советники и фавориты.

Дурные качества его натуры постепенно стали известны всему населению Англии. Подчас они заставляли его поступать несправедливо по отношению к одним, а других почему-то незаслуженно осыпать щедротами и возвышать.

Ричард явился к Генриху и дал волю своему возмущению. Он позволил себе непристойно кричать на короля.

С негодованием он задал брату коварный вопрос: ему хотелось бы знать, на каком основании Генрих дал свое согласие на брак, который вызвал недовольство самых уважаемых людей в стране, тех, кто, несомненно, имел право сказать свое слово при выборе супруга для сестры короля.

– Пусть не суются не в свое дело, – рассердился Генрих. – Я разрешил, и этого достаточно.

– А вот и нет! Следовало поставить этот вопрос на открытое обсуждение. А вы предпочли действовать тайком.

– Заруби себе на носу, братец! – вскричал Генрих. – Я никому не подотчетен, я действую так, как мне угодно!

– То же самое частенько повторял наш незабвенный родитель!

Подобный упрек бросали в лицо Генриху неоднократно с той поры, как он взошел на трон. И никогда не попадали мимо цели: Генрих всегда приходил при этом в бешенство.

– Берегись, Ричард! – зловеще произнес король.