Александра Турлякова - Нуманция

— Она прокляла меня… Мне не жить, я знаю… Прокляла… — усмехнулся, — И было за что… Я убил её ребёнка… Это я его убил…

Марк некоторое время молчал, слова долго-долго доходили до сознания.

— Что говоришь?..

— Я пытался взять её силой… Помнишь?.. Вы тогда вообще… после этого… Ты… Я слышал по слухам… Говорили, она вытравила его… Твоего ребёнка… — он говорил, срываясь, свистящим, еле слышимым шёпотом, как бред, лихорадочный бред с одного на другое, — Ты тоже так думал… Она, выходит, не сказала тебе… Это я ударил её… А она не сказала… Это я убил её ребёнка… твоего ребёнка… А ты не знал…

Марций отшатнулся, несмотря на всё, что творилось сейчас с ним, что болело всё, а от усталости закрывались глаза.

— Ты бредишь, Лелий…

— Ну и что…Ты ещё хочешь спасать меня?.. — засмеялся хрипло, отрывисто, закинув рыжую голову, и Марк смотрел на него заворожено, а слова его звучали и звучали в голове: "Это я убил твоего ребёнка… Это я…" А сознание не хотело верить в эти слова, не могло. Он, он всё время считал, что это она вытравила его, приняла яд специально. Он не мог в это поверить, а потом смирился, поверил, и отстранил её от себя, держал на расстоянии, не разговаривал, игнорировал, заводил других женщин… Всего один раз после этого они были вместе… Тогда, когда она уехала… И всё потому, что он считал её виноватой, обвинял её в том, чего она не делала!.. Святой Юпитер!

Обиды, обвинения, слёзы. Столько боли. Столько разочарования.

Он считал тогда себя потерявшим больше всех, страдающим больше любого, а выходит… Ей тоже было нелегче! Она все обвинения вытерпела, все нападки… Его, дурака!

Он медленно перевёл глаза на Лелия, тот уже не смеялся, отвернувшись, смотрел на закатные холмы остановившимся взглядом.

Ацилия!

Кричало всё внутри от боли. Где ты, Ацилия моя! Прости меня! Прости… Ну прости меня…

Он качнулся вперёд, дрожащими пальцами закрыл Лелию пронзительные синие глаза, которым всегда удивлялся. Рывком поднялся на ноги и пошёл, глядя вперёд, ничего не видя, не различая бегущих навстречу людей, лошадей, повозки, уже нагружённые ранеными и убитыми. Шёл, хромая, забыв о боли, только думал, почему нога не слушается его?..

* * * * *

Это ранение в ногу дорого стоило ему. Старый, плохо выбритый врач с впалыми щеками неважно очистил рану, а когда пошло заражение, он лишь хмуро жевал губами, хмурился и говорил, что пока не поздно, надо отрезать её. Вот тут-то Марк, до этого безучастный к боли, поднялся на дыбы, обругал старика и пожалел, что рядом нет толкового Цеста. Нет, ногу отрезать себе он не даст, он будет бороться, будет цепляться за неё до последнего, ведь на нём всегда всё заживало быстро и это заживёт. Врач только ухмыльнулся, отводя глаза, твоё, мол, дело, я предупредил. Но Марк не сдавался, он сам перевязывал себя, говорил с другими врачами и клял войну на чём свет стоит.

Так или иначе, но эту борьбу он выиграл, он сумел вылечить свою ногу, но после такого ранения ему можно было забыть о службе в легионах, его списали в ветераны и даже назначили пенсию. Целый год он ещё прожил при легионе, набираясь у гарнизонных врачей врачебной практики, ещё полгода проработал уже врачом сам под присмотром старшего, потом уволился, понимая, что невозможно устал от армии. И почему раньше он считал, что армия — это единственное, что есть у него в жизни?

На скопленные от пенсии деньги он смог купить небольшой угол в захудалом городишке на Аппиевой дороге и осел там, принимая немногих посетителей на дому. Многим он казался странным, но за время о нём сложилось мнение, как о толковом серьёзном человеке, с решением которого нужно считаться.

Через три года после того, как он простился с Ацилией, он уже не мог поверить, что это когда-то было с ним, настолько круто изменилась вся его жизнь.

* * * * *

В тот день он наводил порядок на своих полках, перебирал бутылочки с настойками, пересматривал засушенные травы, выбрасывал то, что было уже негодным. В дверь сильно постучали, и Марций пошёл открывать гостю. Он уже привык к тому, что к нему приходили чужие люди, поэтому нисколько не удивился, когда встретил глаза испуганной девушки.

— Вы — врач?

— Что случилось? — он окинул девушку беглым взглядом и увидел у неё на руках ребёнка, отступил, пропуская к себе.

Девушка быстро и сбивчиво заговорила:

— Я… Я даже не знаю, как это получилось. Я только на миг отвернулась, а он… Боги святые! Он упал прямо на камни… И где он их нашёл? Повозка проезжала рядом, как он ещё не попал под колёса или под ноги коня?.. Я только на чуть-чуть…

— Проходите. — Марций отступил, давая пройти, — Садитесь, — но девушка только глядела испуганно, — Ладно. Не бойтесь вы так. Садите ребёнка вот сюда, — указал на табурет, — И успокойтесь. Своим страхом вы пугаете и себя, и меня, и его.

Девушка усадила мальчика на стул, отошла, прижимая ладони к щекам. Марк опустился перед ребёнком на корточки, только губы чуть-чуть скривились от боли в ноге.

— Ну что, герой, показывай, что ты сделал. — Осторожно повернул голову ребёнка за подбородок, осматривая щёку, мелкие ссадинки. Это неопасно. Краем глаза заметил такие же на коленях и икре. Наверное, упал боком. Это всё ерунда, куда опаснее была рука, которую он сам придерживал. Это заставило Марка нахмуриться. Что там — перелом? Растяжение? Марк попытался взять его за пальчики, но мальчик отвернулся, глядел прямо, и глаза его, тёмные, не по-детски серьёзные, глядели настороженно. Марций улыбнулся:

— Как тебя зовут?

— Его зовут… — но он остановил её, выставив вперёд руку.

— Пусть сам скажет. М-м? Маленький? Ну, какое у тебя имя?

— Марк…

— Ух ты, ну вот, — Марций улыбнулся, рассматривая лицо ребёнка. Красивый мальчик. Смугленький. Круглое лицо, пухленькие по-детски щёки, губы. Ох, и больно ему, наверное, — Тебя зовут так же, как меня. А значит, ты мой тёзка. Знаешь, что это такое? — Мальчик покачал головой, — Не знаешь?.. Я тебе расскажу. Это, когда тебя зовут Марк, и меня зовут Марк, когда кто-нибудь позовёт тебя, а обернёмся мы вместе. Понял? — он качнул головой. — Давай, я посмотрю твою руку, не бойся, всё будет хорошо. Ну?

Он осторожно взял детскую ручку, мягко прощупал пальчики, пястье, хрупкое тонкое запястье, предплечье, локоть, поднимаясь всё выше до плеча. Нигде не хрустело, ничего не выпирало изнутри, как при переломе, и Марк облегчённо вздохнул, — пересел на пол на подогнутую ногу. Значит, перелома нет.

— Сколько тебе лет? Ты уже знаешь?

— Три…

— Ну вот, ты уже совсем взрослый. Скоро станешь большим и сильным. — Сам же в это время быстро прощупывал руку ребёнка, проверяя суставы и ткани, всё больше удостоверяясь, что ничего не сломано и нет вывихов. Может, лишь сильный ушиб. Похоже, он упал на этот бок и руку. Но детские организмы быстро переносят травмы. Надо приложить холодное и обработать ссадины уксусом. Это, конечно, будет больнее.