Хизер Гротхаус - Пробуждение любви

— Вы ужасный, ужасный человек! — причитала она, уткнувшись в крышку стола. Какое теперь имело значение, что она скажет ему? Никто в Шербоне не заботился о чувствах других людей, и если Родерик Шербон захочет выбросить ее за то, что она откровенно высказалась о своих невзгодах, пусть так и будет.

— Не понимаю, почему вы так шокированы, — проворчал Родерик. — Я сам достаточно рассказал вам о себе.

Она не обратила внимания на его попытки оправдаться.

— С момента моего приезда в Шербон я делала все, чтобы улучшить этот замок. Я пыталась подружиться с Лео и даже с тем… тем неприятным Хью Гилбертом! — Затем она понемногу овладела собой, подняла голову и ладошками вытерла глаза. — Я скучаю по маме и отцу — мне здесь не с кем поговорить, кроме мальчика, которому даже не исполнилось трех лет! Я терпеливо переносила грубость и неповиновение слуг — не говоря уже о Харлисс — и все это время должна была удаляться в эту жалкую, ужасную, печальную комнату. Я в одиночестве проводила здесь вечера, размышляя, почему мужчина, который в один прекрасный день может стать моим мужем, не желает иметь ничего общего ни со мной, ни со своим сыном. Впрочем, как и с любым другим, кто не носит… который не носит красные сапоги из телячьей кожи!

Микаэла глубоко вздохнула, со свистом выдохнула и вытерла нос краем юбки. Наконец она перестала дрожать. Теперь она ожидала, что Родерик повернется и с громким стуком выйдет из комнаты, но он молча продолжал стоять возле огня.

— А по Торнфилду вы тоже скучаете? — резко спросил он, и Микаэла готова была упасть из кресла в шоке от услышанного вопроса. Он застал ее настолько врасплох, что ее ответ был прямым и честным.

— Да. По лорду Алану и Элизабет… они стали для меня второй семьей. Я никогда не была счастливее в своей жизни, чем когда жила в Торнфилд-Мэноре.

— Тогда почему вы сбежали оттуда? Почему не вернулись, когда Торнфилд вторгся в мой дом и молил вас уехать с ним как бесхребетный трус?

— Это вас не касается.

— Это потому, что он наставил вам рога, не так ли? Вы были его любовницей, и все же он выбрал в жены другую, отбросив вас как ненужный мусор.

Микаэла пришла в такую ярость, что не могла произнести ни слова.

— Это действительно меня не касается, — мягко продолжил лорд Шербон. — Вы можете завести любовника, если пожелаете.

— Что ж, благодарю, милорд, — едва смогла выговорить она!

Ее сарказм, очевидно, не дошел до него, потому что он только пожал плечами. Наступило долгое молчание, в течение которого Микаэла вдруг осознала, что стоявший перед ней Родерик проявил сейчас наивысшую галантность с момента ее появления в замке. И время их беседы оказалось самым продолжительным. Он по-прежнему стоял у огня, словно сам был изваян из тех же тяжелых камней, что и камин.

— Так вы поступите таким образом? — неожиданно спросил он, поворачивая к ней черный овал капюшона.

— Каким образом?

— Возьмете себе любовника?

Что за странное место этот замок Шербон! И что за странный человек ее будущий муж! Он сильно смущал ее тем, что молниеносно менял тему разговора. Микаэла пожала плечами, не зная, что еще сделать.

— Я еще не решила. — Настала пауза, ещё одна пауза, прежде чем она спросила: — Вы этого хотите, милорд?

Черная массивная фигура вздрогнула.

— Если это доставит вам удовольствие. Может быть, лорда Алана?

— Вы забыли, лорд Алан женат.

Родерик, казалось, смотрел себе под ноги.

— Но вы тоже будете замужем.

Микаэла кивнула и не могла не почувствовать, что Родерик Шербон хочет испытать ее таким образом.

— Да, вы правы.

Возможно, такова была его манера попытаться узнать силу ее характера. Если это так, она отплатит ему той же монетой. Она уже ничем не могла навредить себе.

— А что, если моим любовником станете вы, Родерик? — Произнеся эти слова, она почувствовала, как бешено застучало ее сердце и затрепетал пульс, словно у нее в горле билась маленькая птичка.

Лорд Шербон оставался совершенно неподвижным, и пока Микаэла считала до двадцати, он не пошевелился и не заговорил.

Наконец она вздохнула:

— Но к сожалению, это не годится..

Родерик повернул лицо в ее сторону, капюшон немного сдвинулся, и на раненую щеку упала полоска трепещущего золота.

— Почему?

— Потому что вы тоже будете женатым мужчиной. — Микаэла улыбнулась.

Грубый изгиб его шва поднялся на щеке, словно сдвинулся скалистый утес, скользя в каменное поле призрачной улыбки.

— Да, это так, — согласился он.

Прежде чем бравада покинула Микаэлу, она встала и сделала шаг, оказавшись перпендикулярно к лорду Шер-бону. К ее удивлению — и ее боязливому возбуждению, — он тоже повернулся, так что они оказались лицом к лицу, на расстоянии вытянутой руки. Микаэла взглянула в его снова потемневшее лицо и, отбросив колебания, откинула его капюшон назад.

Он вздрогнул, но Микаэла не обратила на это никакого внимания, медленно опустив руки. Ее взгляд бродил по его лицу, шрамам, полным губам, его прекрасным, ослепительным глазам, она удовлетворяла свое любопытство после того первого раза, когда утонула в их зеленой глубине. Единственными звуками в комнате было их дыхание, встречающееся и сливающееся вместе, прежде чем устремиться к потрескивающему огню, чтобы быть унесенным вверх по трубе.

— Вам не нравится эта комната? — неожиданно спросил он спокойным тоном, и Микаэла наблюдала за его ртом, когда он говорил.

— Я терпеть ее не могу, — призналась она. Родерик кивнул:

— Здесь находилась моя детская, я тоже ее ненавидел.

— Неудивительно, что никакая другая женщина не осталась в замке, если вы заточали ее здесь.

Рот Родерика изогнулся в улыбке, но лишь мельком, словно это движение было чуждо ему.

— Можете двигаться, если захотите.

— А почему вы ненавидели эту комнату? — поинтересовалась Микаэла, думая о том, что вынес Родерик в детстве от рук Магнуса Шербона. Она попыталась представить его себе маленьким мальчиком, Лео с каштановыми волосами. Но задать такой вопрос было ошибкой. Лицо Родерика замкнулось, чуть ли не со слышимым звуком, и он попытался отступить.

Микаэла схватила его за руку, но слишком поздно, понимая, что эта рука была ужасно изуродована. Она скорее почувствовала, чем услышала, как, у него перехватило дыхание, и ослабила пальцы, хотя не отпустила его руку полностью.

— Вам больно? — шепотом спросила она, указывая на место, где лежали ее пальцы, но тут же осознав, что этот вопрос означал столько разных вещей.

— Временами, — прошептал в ответ Родерик. — Но не часто, сейчас.

Двигаясь медленно, словно она приближалась к кролику, а не к огромной, пугающей глыбе человека, Микаэ-ла еще раз поднесла руки к его лицу, на этот раз дотронувшись до его щеки. Левым большим пальцем она осторожно провела по его длинному шву.