Лидия Джойс - Порочные намерения

Наконец мало-помалу она пришла в себя. Она лежала, задыхаясь, не в состоянии пошевелиться. Варкур стоял, стягивая с себя чехол.

Она тупо смотрела на него, а он пошел в гостиную.

— Я оставлю на столе список гостей, которые присутствовали в доме в тот день, когда умер Гарри. Когда я снова увижу вас, я должен узнать, что видела моя мать, — сказал Варкур.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Эм лежала без сил, неподвижно.

Варкур ушел, но надолго ли? И какую часть ее существа он унес с собой?

Эм сидела рядом с леди Гамильтон на длинном красном диване перед пустым камином. Графине было постоянно холодно, и сейчас отсутствие сверкающего огня больше говорило о том, как она оживлена, чем даже ее нервные руки, скручивающие носовой платок, или покрасневшие глаза.

Эм не видела лорда Варкура уже два дня, и за это время она давила на леди Гамильтон так сильно, как только осмеливалась, давила до тех пор, пока не взбунтовалось ее атрофированное чувство справедливости и пока в ее сны не начали вторгаться кошмары, главным действующим лицом которых была эта старая женщина. Сегодня графиня срочно послала за Эм и заставила спиритку провести рядом с собой весь день, не сказав с ней и десяти слов. Эм требовались ответы, чтобы ублажить лорда Варкура, но она уже начала подумывать не без опасений, что будет с леди Гамильтон, когда Эсмеральда исчезнет навсегда.

— Через три дня я даю бал, — сказала леди Гамильтон так неожиданно, что Эм вздрогнула.

— Я знаю, — сказала она.

— Вы должны там присутствовать. — Графиня посмотрела на нее. Этот взгляд вызвал у Эм сильное замешательство.

— Мне не место на балах, — машинально проговорила спиритка.

— Не понимаю почему, — сказала леди Гамильтон, и в голосе ее прозвучал намек на былую властность. И добавила немного помягче: — Вы нужны мне, Эсмеральда. Вряд ли я смогу одна это выдержать.

— Наверное, так, — сказала Эм. Ей следовало обрадоваться и возможности оказаться на балу, и сообщению о том, как она важна для леди Гамильтон! Само ее появление на таком важном светском приеме откроет перед ней те двери, которые ей очень пригодятся, когда настанет время разыграть финал своего спектакля. Внутри все сжалось при мысли о том, что она появится на балу, пусть даже в качестве сопровождающей леди Гамильтон.

Но она пожертвовала стольким, что воспоминания, какими бы мучительными они ни были, не должны служить преградой. Она понимала, что придется принять приглашение леди Гамильтон. Она должна это сделать.

— Я не могу спать, — внезапно переменила тему разговора леди Гамильтон.

— Что-то вышло из равновесия. — Это был ее стандартный ответ на подобные заявления — ответ настолько же бессмысленный, насколько полезный. Она могла бы с таким же успехом заявить, что этот недуг вызван неумеренным потреблением капусты или нападением духов — мало ли что можно было привязать к слову «равновесие».

Смех леди Гамильтон, обычно похожий на прозрачный звон, прозвучал глухо.

— Что-то воистину вышло из равновесия, мадам Эсмеральда. Как там сказано? «Кровь брата твоего вопиет во мне от земли»… Что-то вроде этого.

— Леди Гамильтон, вы не ответственны за смерть вашего сына, — начала Эм серьезно, но графиня подняла руку.

— Вы не можете этого знать, — сказала она. — И не говорите мне, что Гарри шлет мне успокоение оттуда! Духи тоже могут лгать, если захотят. Вам неизвестно то, что знаю я.

— Что же? — спросила Эм осторожно.

— Вы не можете знать, какая я мать. — Старуха снова скрутила в руках кружевной платочек. — Какой я была раньше.

— Гарри умер не из-за того, что мать плохо следила за ним, — твердо сказала Эм.

— Но если бы мать хорошо следила за ним, это могло бы спасти его. — Она уронила платочек на колени. На тонком кружеве проявилось с полдюжины маленьких дырочек. — Лорд Гамильтон говорил, что мне следовало бы больше заниматься мальчиком. Что я прячу голову в песок, притворяясь, будто все в порядке. А я думала… я думала: если что-то не в порядке, не стоит обращать на это излишнее внимание, ведь лучше от этого не станет. Моя няня всегда говорила, что большинство недостатков в детях происходят от излишнего внимания. Я думала, что лучше притворяться, будто все в порядке. И со временем все исправится.

— Но получилось иначе, да? — проговорила Эм, чувствуя, как старуха втягивает ее в свои самоистязания.

И снова раздался этот смех.

— Вряд ли.

— Что вы видели в тот день, когда умер Гарри? — спросила она то, о чем не осмеливалась спросить прежде. — Я тоже страдала во сне — из-за шепота духов, говорящих мне снова и снова, что вы знаете больше, чем хотите сказать. Они не оставят меня, пока вы не откроете правду.

Леди Гамильтон судорожно сжала руки.

— Люди говорят «правда», когда имеют в виду какую-то одну, несложную вещь, — сказала она. — Это не так.

— Что вы видели? — тихо и безжалостно повторила Эм. Жалость была ей не по карману.

— Я не могла усидеть дома, когда Томас вернулся без Гарри. Как я могла? Пусть я не очень любила верховую езду, но сидеть в седле умела. После того как все поспешно ушли, я велела оседлать моего мерина и поехала следом. На полях было множество мужчин и женщин верхом, джентльменов, леди, слуг-мужчин, все звали Гарри. Гарри никогда не отзывался на зов, как бы ни уговаривали его няньки, и поэтому я знала, что он, конечно, не ответит и теперь, как бы он ни промок и устал. Поэтому я не стала звать его. Я просто поехала к реке, свернула в одну сторону и поехала по берегу. Довольно скоро я увидела… — Она осеклась и взволнованно вскочила на ноги.

Она потрусила к шкафчику со спиртным. Такие шкафчики стояли почти в каждой комнате дома Гамильтонов, словно молчаливые свидетели слабости своей хозяйки.

Она налила немного бренди, а потом, даже не пытаясь ничего скрыть, вынула из самого угла бутылочку поменьше и накапала оттуда в стакан опиум, отчего по янтарной жидкости побежала светлая рябь. Закрыв ящичек с преувеличенной осторожностью, леди Гамильтон схватила бокал и осушила его быстрыми дамскими глоточками, а потом поставила с тупым звоном. Некоторое время она постояла, балансируя, словно собиралась взлететь. Подкрепившись таким образом, она расслабилась и прошла уже более твердым шагом к своему месту на диване.

— Я знаю, вы что-то обнаружили, — сказала Эм. — Что-то важное.

— Вы единственная, — сказала леди Гамильтон. — Я увидела… — Она замолчала, и Эм прямо-таки увидела, как она перестраивает свои мысли, двигаясь к другой точке своего рассказа. — Я увидела сына, который лежал у воды. На щеке у него был след от кнута и большой синяк на лбу, и он был мертв.

Эм задумалась. Слова графини звучали зловеще, но все это стало известно после дознания — и было признано недостаточным для утверждения, что смерть наступила от руки убийцы. Леди Гамильтон в любом случае узнала бы это. К чему был рассказ о поездке, если она не сообщила ничего нового.