Пьер Мариво - Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

Вот с каким человеком имел дело мой отец. Итак, пришлось ему удовольствоваться ничтожной долей наследства и приданым моей матери, которое было и того ничтожней. На помощь госпожи де Трель нельзя было рассчитывать: состояние ее было незначительно; к тому же за год до того она женила старшего сына, отдав ему львиную долю своего имущества, а между тем у нее было еще трое детей, так что ее скромных средств едва хватало, чтобы свести концы с концами.

Как видите, Марианна, до этой поры я ничего не выгадала от того, что имела и отца и мать. Отец недолго прожил. Некий молодой военный из дворян, ровесник отца, сманил его с собой в Париж, откуда должен был вернуться в полк. Отца приняли офицером в ту же роту, где служил его друг.

На этом кончается история жизни моего отца ибо он был убит в первом же сражении.

Все же у меня оставалась мать, а также несколько родственников; вы скоро узнаете, много ли они помогли мне в жизни.

Итак, матушка овдовела. Не помню, говорила ли я вам, что она была очень хороша собой и, что еще важнее, умела нравиться, она считалась одной из самых привлекательных женщин всей нашей провинции; хотя она не могла похвалиться большим состоянием и к тому же осталась с ребенком на руках (я говорю о себе), ей представилось несколько случаев вновь выйти замуж за людей с положением и деньгами, но в то время любовь ее к моему отцу еще не угасла; память о нем была ей еще слишком дорога, и она не решалась связать свою жизнь с другим.

Но вот из столицы приехал в свое поместье, по соседству с нашим, некий придворный кавалер; он увидел мою мать и полюбил ее. Это был красивый, представительный господин лет сорока, выделявшийся среди провинциальных поклонников матери изысканными манерами и светским лоском. Его внимание казалось лестным; начал он с того, что приятно взволновал ее тщеславие, сумев напомнить ей, что она красивая женщина, а кончил тем, что незаметно вытеснил из ее памяти образ мужа и завладел ее сердцем.

Он сделал ей предложение, она вышла за него замуж; мне в ту пору было всего полтора года.

Жизнь матушки сразу изменилась. Она стала одной из самых блестящих дам королевства, но я понесла невозместимую утрату. Через три недели после свадьбы мать забросила меня. Почет и роскошь, окружавшие ее, словно похитили у меня ее нежность, изгнали из ее сердца. И вот девочка, еще недавно так нежно любимая, так сильно напоминавшая своего отца и как бы замещавшая его, дитя, которое облегчало ей мысль о смерти мужа и как бы возвращало его ей в новом обличье; дочь, помогавшая ей верить, что любимый муж не ушел безвозвратно (она сама сотни раз говорила такие слова),— эта самая девочка была теперь почти так же прочно забыта, как ее покойный отец, и стала, можно сказать, круглой сиротой.

Новая беременность матери довершила мое несчастье и окончательно отвлекла ее от заботы обо мне.

Она отдала меня на попечение привратницы замка и часто по целым неделям даже не видела меня и не справлялась о моем здоровье; что касается отчима, то вы и сами понимаете, что он отнюдь не старался напомнить ей о моем существовании.

Я рассказываю вам о своем детстве, потому что вы рассказали мне о своем.

У привратницы были две дочери моих лет, которым она отдавала почти все, что получала для меня в замке; она распоряжалась мною по своему усмотрению, и никто не требовал у нее отчета; женщина ее сословия должна была обладать уж очень высокой и благородной душой, чтобы обращаться со мной не хуже, чем с собственными детьми, и не оделять их тем вниманием, что мне перепадало. Госпоже де Трель (я говорю о своей бабушке которая жила в трех лье от нас и по-настоящему любила меня) и в голову не приходило, что обожаемое дитя, вчерашний кумир ее дочери, малютка Тервир совершенно заброшена. Но вот однажды бабушка, месяца два не видевшая меня, была приглашена своим зятем, маркизом д ..., на обед.

Когда она вышла из кареты, я сидела у ворот, прямо на земле, в очень неприглядном виде, неумытая и одетая в тряпье, возможно, с чужого плеча.

По грязному белью, стоптанным башмачкам и рваному платью никто не признал бы во мне дочку маркизы.

Поэтому госпожа де Трель скользнула по мне равнодушным взглядом; заметив в нескольких шагах от меня другую девочку, одетую красиво и опрятно и сидевшую на низком детском стульчике, бабушка спросила служанку, стоявшую тут же:

— Это, вероятно, мадемуазель де Тервир?

— Нет, сударыня,— отвечала девушка,— вон она сидит; такая крепышка!

И правда, несмотря на мой убогий наряд, разорванный чепчик и растрепанные волосы, вид у меня был свежий и здоровый; но зато можно сказать, что здоровье и было моим единственным украшением.

— Как! Это моя внучка? В таком виде! — вскричала госпожа де Трель, возмущенная и опечаленная жалким зрелищем, какое я собой представляла.— Следуйте за мной в замок; возьмите на руки ребенка, и пойдемте.

Служанка повиновалась, и мы направились прямо в апартаменты маркизы, которую застали в будуаре перед туалетом; вокруг хлопотали горничные, занятые ее прической.

— Дочь моя,— обратилась к ней госпожа де Трель,— меня хотят убедить, что этот ребенок — мадемуазель де Тервир, но я не верю: девочка одета в тряпье, на какое не польстились бы и нищие. Вероятно, это какая-нибудь несчастная сиротка, подобранная из милости вашей привратницей?

Матушка покраснела. Обвинение было слишком беспощадно; оно сурово обличало ее в том, что у нее нет сердца, что она обращается со мной хуже, чем самая злая мачеха; сначала она растерялась, потом рассердилась.

— Последние три дня мне очень нездоровится, и просто нет сил углядеть за прислугой,— сказала она.— Ступайте, пришлите ко мне эту негодяйку привратницу,— добавила она, обернувшись к служанке; в голосе ее слышалось больше досады на меня, чем гнева на ту, кого она назвала негодяйкой.

Оставшись с ней наедине, госпожа де Трель, вне себя от негодования на мою заброшенность, высказала дочери без околичностей, что у нее сердце разрывается от жалости к судьбе несчастного ребенка; она не могла удержаться от слез, описывая, в каком виде меня застала, и говорила, что трепещет, предвидя участь, несомненно ожидающую меня в будущем.

Моя бабушка была женщина вспыльчивая; никто лучше ее не разбирался в подобных делах, никто не мог бы говорить о них с большим волнением и большей искренностью.

Это была одна из тех женщин, которые не знают других радостей и забот, кроме семейных; они высоко чтут звание матери семейства и считают для себя честью выполнять свои обязанности, не чураясь самых утомительных и неприятных их сторон и даже любя их, отдыхая за новыми хлопотами от старых. Судите сами, могла ли бабушка, при таком складе характера, одобрить свою дочь?