Александра Турлякова - Берг

Она спросила неожиданно:

— Ты хотел бы своего ребёнка? — Ниард медленно перевёл на её лицо взгляд тёмных глаз. Она стушевалась и быстро заговорила:- Я понимаю, извини, не от меня, конечно, может быть, от неё… от той… Хотел бы сына от неё?

— Зачем ты задаёшь такие вопросы? Ты же ничего не знаешь. Ты просто надумала себе невесть что… Какая любовь? Какие дети? Кто тебе сказал, что я тайно в кого-то влюблён? Что за глупости?

— Извини, я совсем не хотела обидеть тебя… — Вэллия потупилась и кончиками пальцев коснулась барбета на подбородке. "Что же с тобой тогда, как не любовь к другой? Ведь я же знаю, что у тебя есть другая. Ты избегаешь только меня, вспомни, что было сегодня ночью, когда ты застал меня в той ночной рубашке. Я же видела… Ты сразу сбежал, как от огня. Ты боишься изменять ей, её памяти, со мной…"

— Мари! Мари, девочка моя! — Молодая крестьянка с яркими голубыми глазами кинулась к ним из толпы беженцев. — Господин! — С восторгом глядела в лицо маркграфа, перевела взгляд на Вэллию:- Госпожа! Миледи… Это моя Мари, моя девочка, вы нашли её, я искала её… Моя сестра потеряла её в толкучке… Я вам так благодарна… Вы позволите? — Она протянула руки к девочке, и маленькая Мари сама потянулась к матери. — Спасибо, спасибо вам…

Ниард отдал девочку и добавил:

— Внимательнее надо с ребёнком…

Голубоглазая мать только улыбнулась виновато и обняла девочку, прижала к себе, побежала к мужу — высокому парню с всклокоченными волосами. Когда маленькая Мари вырастет, она будет красивой девочкой, крестьянкой.

Ниард проводил семью Мари глазами и перевёл взгляд на лицо Вэллии.

— Ты спрашивала меня, хотел бы я своего ребёнка, хотел бы я сына, да, хотел бы.

Она сумела выдержать его взгляд и спросила:

— А если бы я родила того ребёнка, ты бы принял его или нет?

Он долго молчал, глядя ей в глаза, и Вэллия уже жалела о заданном вопросе. Глупо. Как же глупо. Ну почему язык всегда опережает мысли? Сейчас он точно скажет ей что-нибудь резкое.

— Наверное, он был бы не виноват, что его отец оказался подлецом. А ты хотела бы, чтобы он родился? Ты хотела бы сына от такого отца, от того, кто… — запнулся, не договорив.

Вэллия хмыкнула, поджимая дрожащие губы, она поняла, что он хотел сказать, но не смог, перешла на шёпот:

— Сначала я благодарила Бога, что он забрал его, мой позор, но иногда… иногда я жалею… У меня был бы сын, и какая разница, кто был бы его отцом, правда?

Ниард отрицательно покачал головой.

— Я не знаю, но что ни делается, всё делается к лучшему. И там Господу виднее, нужен ли он был тебе, этот ребёнок.

— Наверное, ты прав. — Вэллия согласно двинула подбородком.

Шла война, люди бежали от смерти, а они стояли и разговаривали на такие темы, на которые не разговаривали ни разу за все месяцы жизни под одной крышей. Почему? Неужели эта самая война была в этом виновата? Предчувствие того, что больше не будет времени, не удастся больше поговорить вот так, как сейчас?

— К обеду они будут здесь… — первым опять заговорил Ниард, и Вэллия долго не могла понять, о чём он говорит.

— К обеду? — догадалась. — Так быстро?

— Мы видели их… и их много…

— О, Боже, — вырвалось у Вэллии само собой. — Уже к обеду… — повторила растерянно.

— Люди зайдут, и мы закроем ворота. Кто знает, когда они снова будут открыты. Берг будет в осаде уже к вечеру… Если ты хочешь, ты можешь уехать к отцу, ты ещё успеешь, я дам людей…

— Нет! — перебила его Вэллия. — Я никуда не поеду! Если я уеду, отец вообще не придёт вам на помощь, пойми это!

— А из-за тебя придёт?

— Я надеюсь… — прошептала.

— Я тоже хотел бы надеяться на это, хотя бы надеяться.

— А что дядя Дарл? Он останется?

— Останется, — кивнул, глядя на людей вокруг. Поток беженцев в воротах иссяк, лишь единицы отставших ещё вгоняли коз и вносили на руках плачущих детей. — Это его решение, — продолжил маркграф. — Я предлагал ему уехать. Может, тебе стоит передумать? Я сам ещё плохо представляю, что это будет. Люди верят в Берг, поэтому и идут сюда, а я не знаю, выдержим ли мы эту осаду, хватит ли нам сил? Уезжай, Вэллия, — попросил вдруг мягко, и от этого его негромкого голоса у Вэллии защемило в сердце: он боялся за неё! — Я не знаю, кто выживет здесь, и лучше быть подальше отсюда…

— Нет… — медленно протянула она, отрицательно качая головой. — Я останусь. Если остаёшься ты, дядя Дарл — я тоже останусь.

— Я же не могу уехать! — Он повысил голос, пытаясь пробиться через её упрямство. — К чему это геройство? Это глупо! По меньшей мере — глупо! Пойми это, тебе здесь не место… Женщинам вообще не место на войне, да и… — осёкся и не договорил, сверкнув глазами недовольно. — У меня вообще плохое предчувствие. Я сам ни разу не держал осаду в Берге, может быть, его переоценивают. Понимаешь это? Если Доранн придёт сюда, ты — дочь его заклятого врага, ты подведёшь своего отца. Ты можешь себе представить, что он потребует от графа за тебя?

— А за тебя? — Она прервала его, глядя в глаза.

— За меня? — Он удивился. — Причём тут я?

— Ты — мой муж и зять моего отца, забыл? Если Доранн придёт сюда, с тебя тоже будет спрос…

— Какой с меня спрос?

— Одному из своих людей Доранн обещал земли Берга… — Говоря это, она потемнела лицом, словно тень от вуали вдруг упала на него, но солнце ещё не отбрасывало теней на лица, оно только-только показалось за зубцами каменных стен.

— Одному из них? — догадался Ниард, и Вэллия медленно кивнула. — А если судьба снова сведёт тебя с ними?

Вэллия медленно перевела на его лицо взгляд и прошептала:

— Тогда это злая судьба…

— Маркграф! Ниард! Вот ты где! — Нахмуренный барон Дарл прервал их разговор. — Надо закрывать ворота и забивать их досками, я уже приказал приготовить брёвна. Подъёмный мост уже поднимают. Все ждут твоего приказа, а ты тут… — Перебросил озабоченный взгляд на лицо племянницы. — А ты что тут? Тебе здесь нечего делать!

Наверное, сейчас только один человек жил заботами всего замка и мыслил трезво, и Ниард, и Вэллия молча приняли его замечания. Маркграф пошёл с бароном, а Вэллия решила проверить, как размещают в госпитале местной церкви женщин и детей.

* * * * *

С первого же дня сложилось впечатление, что их никто не ждал, что земли и их правители совсем не готовы к началу войны. Замки баронов сдавались один за другим после двух-трёх дней осады, жители их даже не пытались держать длительной обороны. А что? Начало лета, после зимы и долгой весны в амбарах не осталось хлеба, тощий скот нечем было кормить. Гарнизоны сдавались, владельцы замков принимали любые условия, лишь бы их территории не сильно грабили. Граф Доранн Лионский не разрешал своим людям заниматься грабежами и творить насилие над местными, хотя случаи, конечно же, были. Лионские захватчики забирали всё самое необходимое, выгребали последнее зерно, угоняли скот, не заботясь о том, что их действия приведут к голоду среди местных.