Александра фон Лоренц - Влюбленный викинг

А граф тем временем уже вошел на кухню, где сонный повар-франк начал замешивать хлеб. В просторном помещении остро пахло кислым тестом, на большом столе посередине уже были разложены ровными рядами белые караваи, ожидая, когда Гонтран начнет их выпекать. Пол на кухне был посыпан соломой, по которой по-хозяйски расхаживали куры. Аксель с размаху пнул одну из птиц, и она понеслась, отчаянно закудахтав, в сторону выхода.

— Что ты здесь развел курятник, придурок, — заорал граф, — не удивлюсь, если в буханке хлеба обнаружится куриный помет!

— Что вы, мессир, — начал оправдываться испуганный Гонтран, — они только что прибежали, когда я отвернулся.

— И еще успели нагадить повсюду!

— Где, где? — повар закрутился волчком на соломе.

— Будешь долго искать, так я ткну тебя носом прямо в куриный помет, — лицо графа раскраснелось, а обычно холодные глаза так сверкали, что в них страшно было взглянуть.

— Лаура! — заорал Аксель, и на пороге мгновенно появилась заспанная толстая служанка лет тридцати, — если ты не наведешь здесь идеальный порядок еще до того, как солнце появится на горизонте…

Граф не договорил, а только плюнул в солому и вышел прочь.

— Что это он, как с цепи сорвался? — пробормотала женщина, протирая глаза.

— Сегодня держись, — Гонтран хитро перекривил свое толстое белое лицо, его маленькие глазки озорно блестели, как две черные изюминки в булке, — сегодня разнос!

Было видно, что Гонтран совсем не расстроился по поводу крика графа, монотонная работа на кухне выработала у пожилого франка философский образ мышления. А голос графа уже гремел где-то вдалеке.

Аксель сразу отметил про себя, что в конюшне чисто и аккуратно. Несмотря на ранний час, конюх Жак уже успел вычистить старую солому из-под ног лошадей и подсыпать свежей. Сразу же, как норвежский хевдинг стал графом и хозяином в замке Силекс, он обратил внимание на этого невысокого молодого человека за его любовь к лошадям. В одном из боев молодой франк получил увечье, и теперь в дружинники не годился. Но хромой Жак дневал и ночевал в конюшне, лучшего работника трудно было и желать.

Как обычно, зайдя в конюшню, Аксель сразу направился к своему Руфу, караковому длинноногому жеребцу. Конь отличался утонченным нравом и острой любовью к своему хозяину. Руф нервно стриг длинными пушистыми ушами еще задолго до появления графа в конюшне. Аксель, в свою очередь, почти всегда начинал день со свидания с жеребцом. Лошадь тепло взглянула на своего любимого хозяина крупными карими глазами и вытянула длинные мягкие губы. Аксель вынул из сумки большую морковку, которую никогда не забывал захватить, когда шел в конюшни, и она с хрустом исчезла среди крупных желтых зубов.

— Жак, а ты уже чистил копыта Руфу? — спросил граф, склоняясь к ногам животного.

— Нет, милорд, еще не успел, — пробормотал конюх.

— Смотри, до обеда все копыта должны быть вычищены, — Аксель строго посмотрел на конюха, но кричать не стал, — вообще-то их надо было вычистить еще вечером, а то лошади не отдохнут за ночь. Мало ли что, может, придется выезжать прямо с утра.

— Я понимаю, виноват, — франк потупил голову, — просто не успел вчера.

— Ладно, Жак, — Аксель улыбнулся, — но в дальнейшем смотри, не забывай это сделать, пусть даже ночью.

Граф опять подошел к своему жеребцу и стал гладить его возле ушей, делая круговые движения. Затем он помассировал щеки и нежно потер ладонью белое пятно на лбу между глаз.

— Вот видишь, он и успокоился, — сказал граф, и действительно еще минуту назад жеребец нервно топтался и переминался с ноги на ногу, а теперь затих, прислушиваясь к ласкам хозяина.

— Я тоже так делаю, мессир, — ответил конюх, — правда, я просто ласкаю коней. Я и не знал, что таким образом можно их успокаивать.

— Так их можно успокоить даже в бою, а уж перед поединком это вообще необходимо! Ну, ладно, будет время, я тебе еще больше расскажу.

С этими словами граф вышел из конюшни и продолжил свой обход. Широкими шагами он прошел мимо дружинников, которые уже завтракали под навесом. Присоединяться к ним граф не стал, и, по- видимому, правильно, так как викинги подозрительно затихли, когда он приблизился. Скорее всего, они обсуждали своего хевдинга.

— Сегодня Аксель бушует, — изрек Грим, сидевший спиной к подошедшему графу.

— Побушуешь тут — малышка его даже на порог не пустила, — поддержал друга Ульф.

— Видать, не зря тебе достался этот фингал, — засмеялся Грим, — все-таки придется Акселю расстаться с пятьюдесятью солидами!

— Ты тише, а то услышит еще, — зашипели за столом.

— Ну и пусть слышит, от правды не убежишь, у рыжей кошечки крутой нрав.

— Да, без графского титула ему трудненько будет, — согласился Ульф,

Аксель услышал последнюю насмешку и угрожающе приблизился к столу. Все притихли: в такие моменты лучше не спорить с хозяином — это знал каждый. Но барон Бьярни, его близкий друг, мог позволить себе не обращать внимания на плохое настроение графа.

— Послушай, Аксель, вот что гласит народная мудрость: «Когда у тебя появляются деньги — у тебя появляются женщины! Появляются женщины — пропадают деньги! Пропадают деньги — пропадают женщины! Пропадают женщины — появляются деньги… Если ты сможешь из этого замкнутого круга убрать женщин — ты будешь сказочно богат»! Самый простой путь покорить сердце малышки — приехать к ней на Руфе во всей красе нормандского рыцаря!

— Э нет, так не пойдет, — вмешался Грим, — договаривались не использовать преимущества титула.

Аксель стоял, уперев мощные руки в бока, и было видно, что такие разговоры ему не по нраву.

— Ну, тогда забросай ее подарками, — не унимался барон, — она простушка, подари пару тряпок, тебе дорого не обойдется.

— Ну, с такой зверской рожей ему это может обойтись и больше пятидесяти солидов, — вставил Ульф, и сам испугался своих слов после злобного взгляда графа.

— Ты лучше посмотри на свою харю, — отпарировал тот. Все рассмеялись, посмотрев на разукрашенную синяком физиономию дерзкого викинга.

— Так это же ты меня так разукрасил! — возмутился Ульф, его изувеченное лицо растянулось в обиженной гримасе.

— Ну, это, конечно, уважительное обстоятельство, но не для женщин, — последние слова графа вызвали шквал хохота.

Граф развернулся, и тяжелая дубовая дверь захлопнулась за его спиной. Толкнув в массивную плаху, Аксель вошел в свою спальню. Несмотря на то, что солнце уже заглядывало под балдахин графской кровати, сарацинка Сусанна спала, сбросив одеяло с обнаженного тела. Кожа наложницы была смуглой, цвета темной слоновой кости; она даже на ночь не снимала с тонких рук многочисленные браслеты и ожерелья. Аксель провел жадным взглядом по плоскому животу и скользнул дальше. Теплая волна пробежала по его телу и остановилась пониже живота. Аксель подошел вплотную к кровати, но не стал рассматривать наложницу, а накинул на нее одеяло. Сусанна открыла глаза.