Александра фон Лоренц - Любовь крестоносца

— Вот ее надо благодарить, дважды от смерти спасла. Вначале рану вылечила, а потом, когда от простуды чуть не умер, тоже она лечила. Простыл, целый день пролежал мокрым на снегу. Лотарь охранял! — Ульрих нежно обнял Радмилу за узкую талию.

— Наверно, ты сейчас каждую ночь рассчитываешься за лечение, я бы тоже согласился, чтобы меня подстрелили, если лекарь будет с такой внешностью, — весело загоготал Бруно.

— А она получше твоей Гиты будет, эта славянка, — ухмыльнулся веснущатый Георг. — Та уж больно смугла.

Ульрих приложил палец к губам, показывая друзьям всем своим видом друзьям, что Радмила понимает по-немецки, и добавил громко:

— Мою девушку зовут Радмила!

Радмила улыбнулась гостям, вытирая руки фартуком.

— Этот рыжий — Георг, а черный — Бруно, — сообщил рыцарь.

— Ну, уж по-французски она точно не понимает, — заговорил на своем языке Бруно. — Но как хороша! Огонь в глазах!

— И умна! Как быстро научилась по-нашему, — добавил тоже по-французски Георг.

— Ну-ну, довольно похвал моей женщине, заведите своих и восхищайтесь! — недовольно пробурчал Ульрих.

Вечер сгустился над домиком в лесу. Трое мужчин сидели за уютным столом при свете одинокой лампадки — они были очень взволнованы этой встречей.

— Мы уже и не рассчитывали найти тебя, но Бруно приснился сон, — сказал Георг.

— Прекрасная богиня приказала мне продолжать поиски. Как она красива! — Бруно с восторгом стал описывать внешность богини. Ульрих сразу узнал в описании его покровительницу Майю.

Друзья стали вспоминать свою прошлую жизнь, про то, как они познакомились, подружились.

— Да, пролетело шесть лет! — прислушалась к их разговорам грустная Радмила.

Рыцари пришли за другом. Пришли вернуть его могучему ордену, распространившему свою власть чуть ли не по всему миру. Ордену, который привел ее Ульриха на русскую землю с мечом, чтобы освободить от русов эту землю. Она видела, что Ульрих не хочет расставаться с ней. Но долг перед Орденом? Перед друзьями? Как он поступит? — терзалось девичье сердце.

— Я должен сказать вам, Георг и Бруно, — тихо говорил Ульрих, глядя на друзей, — вы помните наш поход по русским деревням? Тогда мы много набрали и ржи, и меда, и сала, и много другой снеди. Но наш комтур, барон Альфред фон Вюнсдорф, объявил тогда перед строем, что мы отправляем это все в дальний замок, на берега Сицилии. Там, мол, в осаде голодают наши братья. И надо им доставить продукты. А мы сами, ты знаешь, Бруно, как питаемся.

— Очень скоромная еда, — процедил Бруно.

— Потом я видел вот, что, — голос Ульриха стал тише — Командор продал это все градоначальнику эстов!

Бруно и Георг опустили глаза к столу.

— И деньги он тоже присвоил! — зловеще продолжал Ульрих, — я сам возил казну в ковент, в Монфор. Этой суммы там не было. Он послал копейки и, наоборот, требовал помощи от ордена для нашего пропитания.

— Но, может, и посылали, эту помощь, — задумчиво процедил Бруно.

— Мне все равно уже, — сказал Ульрих. — Нас послали на верную смерть. Разве не его была обязанность проверить лед? Да и Фридрих перед атакой кричал, что лед не выдержит.

— Вот и остался на дне, — с жалостью добавил Георг.

— И сколько там осталось наших братьев! — сказал Ульрих. — Лютой смертью умерли.

— Нам повезло, что наш отряд стоял в засаде, — виновато сказал Бруно, — мы все видели. Как стал крушиться лед под копытами, как затягивались знамена между льдинами…

— Винить себя за то, что остались живы? Надо винить за павших! И хоть бы в бою, а то по глупости, по тупости начальника! — возмущался Ульрих. — Мы не должны жертвовать собой ради их корыстных интересов. И в Палестине я видел, куда отправляются корабли с награбленным добром. В Венецию! В тайные хранилища!

— Чтобы ссужать под проценты! — добавил Бруно.

— Я покидаю орден. У меня появился другой взгляд на нашу жизнь. — Ульрих с грохотом опустил кружку с медовым квасом…

— Еще слышали вы, что сказано древним: «не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои»— сказано то в святом писании, — пробормотал Бруно.

— А еще сказано: «А Я говорю вам — не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий, ни землею, потому что она подножие ног Его, ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя»— добавил Ульрих, — и еще: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут».

— «Никто не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и мамоне» — это уже про комтура, — сказал Георг.

— А чем жить? — спросил Бруно.

— Помнишь в Атлите старика Хариша? — обратился к нему Георг.

— Правильно, — сказал Ульрих. — Не пора ли проверить, действительно ли существуют сокровища бога Камы? Помнишь, он дал нам план?

— И обе части его нужно соединить, — сказал Георг — но у нас есть только половина карты.

Еще долго за полночь мужчины обсуждали план предстоящих действий. Надо было покинуть орден, добраться до Палестины, найти и вывезти оттуда сокровища. Везде в этих местах и по дороге бушевали войны, в морях искали добычу викинги и пираты, на Руси, в Ливонии и, да и в Палестине рыскали отряды противоборствующих сторон. Да и орден так просто не оставит их в покое — они понимали это.

Самый тяжелый разговор предстоял у Ульриха с Радмилой. Он все никак не решался начать его. Уже настало утро. Мужчины позавтракали и готовились к отъезду. А Ульрих все не мог найти в себе силы подойти к любимой и объяснить ей, что она пока остается. Уже накинуты седла на коней, уже сумки с едой, приготовленной Радмилой в дорогу, наброшены на крупы, а горло сдавила неизвестная сила — не дает слово вымолвить. И Радмила молчала. Гордая девушка только грустно посмотрела на рыцаря, укрепляющего сумки на коне, и побрела на конюшню, к своему единственному другу. Там она обняла Голубу за шею, припала лицом к покатому боку и молча стояла, изо всех сил сдерживая слезы.

В дверях показался Ульрих. Он подошел к девушке и обнял ее. Радмила оттолкнула его. Но он настаивал:

— Прости, милая, но я должен ехать! — и вновь прильнул к ней. Она молчала.

— Я считаю тебя своей дамой, и клянусь тебе словом тевтонского рыцаря, что я вернусь за тобой.

Радмила взглянула на него глазами, полными слез.

— Ты должна понять, я связан клятвой с орденом!

— Я тебя не держу, — отвечала она.

— Какова будет моя клятва тебе, если я так легко нарушу другую, — воскликнул Ульрих.

― Мы могли уехать отсюда, Русь велика…

— И как долго мы будем прятаться? Я сын барона фон Эйнштайна, и не привык бегать по лесам от закона. И ты не представляешь, какие длинные руки у ордена. Они не позволят нам быть счастливыми. Они отпустят меня! Я добьюсь этого! Тебе только нужно будет немного подождать.