Барбара Картленд - Исчезнувшая невеста

В первые дни выздоровления она была так слаба, что почти все время проводила в постели с закрытыми глазами. В те дни в ушах девушки начала звучать робкая мелодия, не похожая ни на что, слышанное ею до сих пор.

В первый раз поднявшись с постели и подойдя к окну, за которым расстилались цветущие холмы и сверкало синей гладью озеро, Клола снова услышала эту мелодию — на этот раз громче и отчетливей…

— Если бы я все ему объяснила, — грустно прошептала она, — может быть, он бы понял…

Она вспомнила день свадьбы и принесение клятвы, когда их взгляды впервые встретились.

Тогда они, казалось, разговаривали друг с другом без слов.

А потом, когда он протянул ей руку и помог подняться, от одного его прикосновения Клолу пронзила странная дрожь. Никогда еще девушка не испытывала ничего подобного!

«Это какое-то волшебство!»— подумалось ей.

Снова, в десятый, а может, и в сотый, раз Клола принялась высчитывать, когда герцог вернется в замок.

Если вообще вернется!

Что, если он уедет на Юг вместе с королем?

От этой мысли Клола ощутила почти физическую боль и поспешно перевела мысли на более безопасную тему — покушение, задуманное Званом Форсом.

Дурные новости в Шотландии плетутся с той же черепашьей скоростью, что и хорошие. Клоле оставалось только гадать, что же произошло в Эдинбурге.

Герцог, по всей видимости, останется с королем до его отъезда — до тридцать первого августа. Но почему не вернулся Торквил?

Клола потеряла покой, и Джинни не раз журила ее за плохой сон и аппетит.

Позавчера Клола впервые вышла на свежий воздух. Закутавшись в теплую бабушкину шаль, она долго сидела, подставив лицо солнцу, и ей стало немного полегче. Но потом она вернулась в замок… и все началось сначала.

На следующее утро Клола вошла в комнату герцогини и остановилась перед портретом Серой Дамы.

Какой-то неземной мудростью веяло от ее спокойного лица. Глядя в глаза графини Мораг, Клола все отчетливей понимала, что именно Серая Дама спасла ей жизнь в тот страшный день. Если бы она не подбодрила девушку, не призвала ее сражаться до последнего, Клола не смогла бы собраться с силами, чтобы позвать на помощь и выиграть драгоценные секунды.

Теперь Клола не сомневалась, что Серая Дама существует. Она пришла Клоле на помощь и, возможно, будет помогать ей и в будущем.

— Спасибо вам, — тихо произнесла Клола.

Однако и это не успокоило ее тревоги.

За время болезни Клола сильно исхудала, под огромными глазами залегли тени. Однако к ней потихоньку возвращалась сила. Она уже не лежала в постели, а вставала, гуляла по дому, все чаще заходила в музыкальную комнату. И уже пробовала петь под клавикорд шотландские баллады, так восхищавшие эдинбургских ценителей старины.

Но сейчас Клола села за свой любимый инструмент — арфу. Она знала, что смягчить и успокоить ее тревогу может только музыка.

Клола тихо перебирала струны, и перед ее глазами вставали картины журчащего ручья, тихой реки, ласковых морских волн…

Постепенно отдельные звуки соединились в мелодию — ту самую, что звучала в душе Клолы в дни болезни.

Все слилось в этой чудной песне — величие родных гор, красота цветущего вереска, бурные порывы ветра и сияющая озерная гладь… и любовь.

Любовь? Пальцы Клолы застыли на струнах.

Откуда? Что она знает о любви?

И, однако, в мелодии, сложенной Клолой, ясно слышалась любовь — страстная, самоотверженная, неотвратимая, как судьба.

Та самая любовь, которой тщетно добивались от Клолы самые блестящие женихи Эдинбурга.

Все они были молоды, знатны, благородны и хороши собой, но сердце Клолы оставалось для них закрыто. Лишь один человек сумел подобрать ключ к ее душе…

Клола заиграла снова, вкладывая в музыку всю душу, все сердце, полное любовью. Песнь торжествующей любви звучала в пустой комнате, словно ангельский хорал, и Клоле казалось, что невидимые крылья возносят ее к небесам.

Захваченная своей музыкой, она не сразу заметила, что в комнате кто-то есть. Какое-то шестое чувство подсказало ей обернуться…

В дверях музыкальной комнаты стоял ее муж.

Долго ли он пробыл здесь? Этого Клола не знала. Знала только, что он откликнулся на зов ее сердца.

Пальцы Клолы соскользнули со струн. Она вскочила и замерла, прижав руки к груди.

Казалось, герцог за время разлуки стал еще красивее, еще мужественнее, еще величественнее. Он молча смотрел на нее — никогда еще Клола не видела на его суровом лице такого странного выражения!

Не отрывая от нее глаз, он медленно подошел ближе — и у Клолы пресеклось дыхание.

— Как ты себя чувствуешь? — Его звучный голос донесся до Клолы, словно из другого мира.

— Почему вы… почему ты так скоро вернулся? Что случилось? — с дрожью в голосе выговорила Клола.

— Я не мог больше быть вдалеке от тебя, — ответил герцог.

Они стояли лицом к лицу, и герцог не отрывал взгляда от таинственной глубины ее глаз.

— Когда я впервые увидел тебя, Клола, — произнес он, — ты приносила мне клятву верности. Теперь я хочу поклясться в верности тебе.

Он опустился на одно колено, сложил руки ладонями вместе и заговорил медленно и звучно:

— Клянусь всемогущим богом защищать тебя и служить тебе до конца моей жизни. Клянусь жить ради тебя и, если понадобится, ради тебя умереть. Клянусь любить тебя всем сердцем, почитать, как свою жену, и сделать все, чтобы ты была счастлива. Да поможет мне бог!

Голос его наполнял сердце Клолы сладкой болью. В ушах ее звучала райская музыка.

Почувствовав, что герцог ждет ответа, Клола подошла и протянула к нему руки.

С сильно бьющимся сердцем она наклонилась, чтобы поцеловать его, как и он ее поцеловал, — в щеку.

Однако вместо этого ее губы почему-то слились с его губами. Герцог вскочил на ноги и сжал жену в объятиях.

Легкий поцелуй превратился в страстный и требовательный. Клола замерла, прижавшись к герцогу всем телом: она чувствовала, что теперь они едины, и никакие злые силы не способны разлучить их.

Окружающий мир исчез, остались только они вдвоем, и никто не был им нужен.

Влюбленные забыли о времени. Казалось, прошла вечность, прежде чем герцог с сожалением оторвался от губ любимой и взглянул ей в лицо — Ты моя! — торжествующе воскликнул он. — Ты моя, и никто тебя у меня не отнимет!

Он снова приник к ее губам — настойчиво и властно. И Клола, не стыдясь, отвечала страстью на страсть.

Именно этого она ждала всю жизнь, именно для этого родилась на свет. В этом было ее предназначение.

Она стала его частью, а он — частью ее, и волшебство любви вознесло их к тем пределам, где нет различия между «мной»и «другим», а есть только единая душа и единое сердце…

Когда Клола вновь обрела дар речи — а это произошло не скоро, — она спросила: