Барбара Картленд - Ночные грезы

— Неужели в тебе нет ни уважения, ни почтения к этим древним стенам? — с горечью спросил Роджер. Только сейчас до графини дошло, как разгневан ее сын.

— В конце концов, часовней никто не пользовался… — начала было оправдываться она.

— А кто в этом виноват? — задал вопрос Роджер. — Она не пустовала, когда был жив отец, а до него мой дед и прадед, и их предки. Дом господень не предназначен для развлечения твоего ничтожного любовника!

Вдовствующая графиня молча проглотила оскорбление, произнесенное сыном.

— Неужели так мало тебя заботит Кэлвидон, что ты позволяешь уродовать и осквернять его красоту? — допрашивал ее Роджер.

— Кэлвидон! Кэлвидон! Всегда и везде Кэлвидон! — раздраженно воскликнула графиня. — Вы все — и ты, и слуги — печетесь только об этом ветхом доме. Чудовищный, мерзкий музей, полный реликвий, оставленных мертвецами. И папочка твой от тебя ничем не отличался, берег эту гробницу как зеницу ока.

Распаленная стычкой с Феликсом, миледи перенесла неизрасходованный огонь на сына;

— Я сыта по горло Кэлвидоном! Я скажу тебе, что намерена сделать. Я запру этот дом на семь замков и оставлю пустовать его навсегда! Я выселю отсюда всю дряхлую, немощную прислугу, с которой ты так носишься! Я собираюсь жить в Лондоне, и каждый пенни, который попадет мне в руки, буду тратить только на себя!

Она шагнула к дверям.

— Завтра же пусть начинают вешать на окна ставни!

— Мама! Тобою владеет гнев. Ты сказала это, не подумав! — воскликнул Роджер.

— Я все обдумала. Каждое свое слово. Он попытался задержать ее;

— Давай обсудим все это по-разумному. Графиня молча пересекла холл и начала подниматься по лестнице.

— Мама! — обратился к ней Роджер умоляюще.

Он стоял внизу, а она смотрела на него сверху сквозь ажурные перила.

— Я подразумевала именно то, что сказала. Дом будет заперт, а слуги уволены. Если ты намерен содержать его, то можешь начать продавать картины — одну за другой. Вон их сколько!

Мстительная злоба сквозила в ее тоне. Она издевалась над ним! Роджер некоторое время не знал, как ей ответить. Затем он взорвался;

— Тебя похоронят прежде, чем это случится! Графиня в ответ пренебрежительно усмехнулась и продолжила подъем по ступеням, а Роджер, бормоча проклятия, устремился к выходу, чуть не сбив по пути с ног старика-дворецкого, вступившего в холл, чтобы звать господ на обед.

Барроуз так и остался на месте, глядя вслед убегающему милорду, и на его оцепеневшем лице застыл ужас, смешанный с величайшим недоумением.

Десятью минутами позже Люси, словно почтовый голубь, доставила новости о разыгравшихся событиях в комнату Алинды.

— Там, внизу, такое творится, мисс! — сообщила она, подавая Алинде на подносе первое блюдо.

— О чем ты? — спросила Алинда.

— Причем из-за вас, мисс, как я поняла, — торопливо выкладывала новости Люси.

Глаза Алинды стали вмиг огромными, и она спросила испуганно:

— Как ты сказала, Люси?.. Из-за меня?

— Точно. Мистер Хэнсон поручил Генри подсунуть вам под дверь записку, как в прошлый раз. Алинда чуть не задохнулась от возмущения. Значит, это не Феликс Хэнсон подходил к ее запертой двери, а один из лакеев? Как неприятно, что он посвящает прислугу в свои постыдные замыслы.

— Мистер Хэнсон написал вам сегодня вечером другую записку, и Генри понес ее. Но он такой дурень, этот Генри! Слишком мало у него мозгов в голове для такой работы.

Люси по обыкновению отвлеклась на общие рассуждения, но Алинда, уже близкая к обмороку, не могла дольше терпеть:

— Что же все-таки случилось, Люси?

— Генри не придумал ничего лучше, как подняться по парадной лестнице. Надо же сморозить подобную глупость, мисс! Если бы мистер Барроуз заметил его, то, без сомнения. Генри бы здорово досталось и этим бы все кончилось, но он, на беду, повстречался с ее милостью…

— С миледи?

— Да, мисс. Она забрала у Генри записку. А когда ее прочитала, то побелела как полотно. Так сказал Генри.

Алинда словно обратилась в камень.

То, что теперь ее непременно уволят, было ясно. Она не только лишится денег, которые рассчитывала заработать, но никогда больше не увидит молодого графа.

— Что было дальше? — тихо спросила она, приготовившись услышать самое страшное.

— Ее милость направилась в библиотеку, нашла там мистера Хэнсона и, вы не поверите, мисс, сказала ему, чтоб ноги его в доме больше не было. И еще она сказала, что не желает его больше видеть.

— Как ты узнала об этом?

— Обыкновенно, — не стесняясь, призналась Люси. — Генри подслушал, что там говорилось за дверью. Выходя из библиотеки, миледи еще раз повторила, чтобы он тотчас выметался и больше не попадался ей на глаза.

— Но какое право он имел писать мне? — В Алинде проснулся гнев.

— Это еще не все, мисс!

— Что же еще? — спросила девушка, зная заранее, что хуже того, что уже случилось, быть не может.

— Ее милость удалилась в салон, а его милость возвратился из часовни, жутко злой.

— Что могло его так рассердить? — робко осведомилась Алинда, убедившись, что на любой вопрос о событиях, потрясших Кэлвидон, у Люси найдется ответ.

— Как что? Милорд побывал в домашней часовне.

— И что? — не поняла Алинда. — При чем тут часовня?

— Мистер Хэнсон превратил ее в гимнастический зал, а его милости это не понравилось.

— Неудивительно, — сказала Алинда, немного успокоившись.

— Он был так зол, что сразу же набросился на ее милость, а она еще не остыла после разговора с Хэнсоном.

Алинда собралась что-то сказать, но промолчала.

— Как же они кричали друг на друга там, в салоне, — продолжала Люси. — А после ее милость вышла, направилась к себе и уже с лестницы крикнула, что собирается запереть дом наглухо и уволить всю прислугу. Его милость уговаривал ее так не поступать, но она сказала, что если он желает содержать дом как прежде, то пусть распродает картины, все до одной.

После весьма драматичной паузы Люси закончила:

— А его милость сказал: «Сперва я увижу тебя в гробу».

Какой-то порыв поднял Алинду из-за стола, и она, шагнув к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу.

Ей трудно было поверить, что все, о чем рассказывала Люси, происходило между сыном и матерью на самом деле.

По иронии судьбы миледи решила запереть Кэлвидон-хауз именно тогда, когда ее сын решил осесть в родном доме и занять подобающее его происхождению место среди знатных людей графства.

— Ваш ужин остывает, мисс, — напомнила Люси.

— Спасибо, я не хочу есть.

— О, мисс! Наш шеф-повар еще больше расстроится. И так уже сегодняшний ужин пропал. Его милость убежал сломя голову неизвестно куда и вряд ли возвратится в ближайшее время. Миледи заперлась в спальне и даже не пустила к себе мисс Хэйман, свою горничную. Один мистер Хэнсон заявился в столовую и кушает там в одиночестве. Бьюсь об заклад, что он охотно съел бы собственную голову на ужин, только бы все утряслось и стало как прежде. А ведь во всем виноват он один!