Барбара Картленд - Путешествие в Монте-Карло

Крейг понимал, что единственное, что мог сделать Cap для дочери, оставшейся без матери, это увезти ее в Англию и там спрятать у родственников.

И все же он был человеком столь выдающимся и столь значительным, что малейший риск с его стороны мог обернуться катастрофой.

Теперь, он находился в руках опаснейшего противника, и одно-единственное неверное слово или действие могло погубить и самого Сара и его дочь, Алою.

Мысль о том, что он может потерять Алою, отозвалась в сердце Крейга острой болью, словно в него вонзили сотню кинжалов. Он тут же попытался взять себя в руки, пообещав себе, что сделает все возможное, и даже погибнет, если потребуется.

«Готов поклясться всем, что у меня есть, — думал Крейг, — что ни одна женщина в мире прежде не заставляла меня испытывать чувства, которые живут в моей душе сейчас. Теперь я верю поэтам и музыкантам, которые воспевали любовь, как самое большое счастье в мире!»

Затем Крейг заставил себя думать не эмоциями, а призвать на помощь холодный рассудок и опыт.

Прошлой ночью, перед тем как запереть за Алоей дверь, ведущую в ее комнату, он сказал ей:

— С этого момента, все будет зависеть от меня. А ты доверься мне, молись и посылай флюиды, которые, как мы оба знаем, достигнут сердца твоего отца.

— Ты тоже будешь думать о нем? — спросила Алоя.

— Разумеется, — ответил Крейг. — Я передам ему свои мысли, чтобы он был готов, когда мы появимся. Уверен, он все поймет.

Говоря это, Крейг думал о том, что никакой другой женщине в мире он не смог бы сказать этого.

Не произнося больше ни слова, он привлек к себе девушку и поцеловал ее долгим страстным поцелуем, от которого их сердца забились в едином ритме.

— Я люблю тебя, — сказал он слегка охрипшим голосом. — А любовь способна преодолеть любые преграды.

— Ты уверен в том… что… любишь меня?

— Посмотри мне в глаза! — властно сказал он.

Она подчинилась его твердому голосу, и в этот момент Крейг подумал, что ни одна женщина в мире не способна быть столь же очаровательной и желанной, как Алоя. Он почувствовал, что отныне она стала для него тем воздухом, без которого невозможна жизнь.

Он взял ее за подбородок, заглянул в глаза и увидел, что там нет больше волнения и страха, а есть лишь безмерное доверие и восторг.

Крейг почувствовал, как по его телу пробежала дрожь радости и наслаждения. Он был уверен, что Алоя испытывает то же самое.

Без единого слова он поцеловал ее чтобы еще раз испытать неизъяснимое блаженство, которое дарили ее губы, затем с трудом разомкнул объятия, и без лишних слов, ибо влюбленным они не нужны, провел Алою в ее спальню.

Затем он плотно притворил дверь, ведущую в смежную комнату, и вернулся к себе.

Теперь он шаг за шагом прорабатывал в голове различные варианты дальнейших действий, вспоминая все то, чему научился в прошлом. Он всегда придерживался золотого правила — никогда ничего не оставлять на волю случая.

Спустя некоторое время, он уже направлялся через открытую террасу к теннисным кортам, которые располагались почти вплотную к отелю «Эрмитаж».

Ни одному человеку, который мог увидеть Крейга в то утро, не пришло бы в голову, что этот молодой американец может думать о чем бы то ни было еще, кроме утреннего солнца, голубого неба и предстоящей игры.

Один из его знакомых, профессиональный теннисист, уже ожидал его, чтобы взять реванш за проигрыш накануне. Однако Крейг находился в отличной форме, и одолел соперника в трех сетах.

После игры, мужчины пожали друг другу руки и договорились о новой встрече назавтра.

Крейг надел толстый шерстяной свитер и, направился к центральному входу отеля «Эрмитаж».

Он прошел через большие стеклянные двери и остановился у стойки администрации.

— Я хотел бы увидеться с лордом Нисдоном, — обратился он к портье. — Где я могу его найти?

— Доброе утро, мистер Вандервельт. Его сиятельство завтракает. Если желаете, я доложу ему о вас.

— Я сам найду его. Спасибо, — ответил Крейг.

Он прошел в малый зал ресторана, где обычно накрывали к завтраку, и подумал, как это типично для англичанина завтракать не у себя в номере, а в специальном заведении.

В зале, помимо лорда Нисдона, занявшего столик у окна, было еще несколько человек, Лорд Нисдон не сразу поднял глаза на подошедшего Крейга, сделав вид, что увлечен чтением газеты.

— Доброе утро, Вандерзельт, — без особого энтузиазма поздоровался он наконец. — Вы сегодня рано.

— Простите за беспокойство, — сказал Крейг. — Но дело в том, что сегодня мы с друзьями устраиваем на «Русалке» небольшой званый обед, и я был бы признателен, если вы с графиней сочтете возможным присоединиться к нашей компании. Я давно хочу показать вам и ее светлости мою яхту.

Произнося свой монолог, Крейг следил за реакцией лорда Нисдона, который, как ему показалось, мучительно старался найти подходящий предлог, чтобы отказаться. Однако Крейг не дал ему такой возможности, быстро добавив:

— Я уже оставил для графини записку с приглашением.

Надеюсь, вы не откажетесь воспользоваться моим автомобилем? Мой шофер будет ждать вас у входа в отель «Париж» ровно в час дня.

Лорду Нисдону ничего не оставалось, как принять приглашение. Прощаясь, Крейг сказал:

— Великолепно! Буду рад увидеться с вами позже. Если погода останется такой же солнечной, после обеда мы сможем выйти в море.

Не дав лорду Нисдону возможности что-либо ответить, Крейг с беспечным видом удалился.

Чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений, следующие два часа Крейг провел, как обычно: в своем кабинете он написал несколько писем, отдал распоряжения секретарю и подписал к оплате несколько счетов.

Затем он спустился на открытую террасу отеля, где в это время дня отдыхали несколько его друзей. Среди них Крейг отыскал Зи-Зи и великого князя Бориса.

Он поговорил с ними на самые общие темы, получил несколько приглашений, а в половине первого откланялся, чтобы в своей машине отправиться на причал.

Секретарь уже передал капитану «Русалки» распоряжение Крейга подготовить яхту к визиту гостей и выходу в море.

— У нас все готово, сэр, — сообщил капитан, как только Крейг поднялся на палубу. — Правда, у шеф-повара было мало времени, но он надеется, что меню вас не разочарует.

— Уверен, он прекрасно справится, — ответил Крейг. — А теперь, капитан, мне нужно поговорить с вами наедине.

Давайте пройден в салон.

Интерьер салона был выдержан в светло-зеленых тонах: стены имели светло-оливковый цвет, что как нельзя более гармонировало с мягкой мебелью, обитой вощеным ситцем цвета молодой листвы.

Такая цветовая гамма резко контрастировала с традиционным стилем, предполагающим обшитые панелями из красного дерева с гены и массивные кожаные кресла.