Карен Монинг - Избранница горца

Джесси стала рассматривать изукрашенную раму со странными символами, гладить холодное золото, скользить ладонью по полированному стеклу.

Кейон, стоявший в зеркале, тоже поднял ладонь и повторил движения ее руки. Казалось, что их пальцы встретились. Но Джесси ощущала только холодное стекло.

Когда ее пальцы коснулись темной кромки у края, она поспешно отдернула руку. Ощущения были почти такими же, что и от странного электронного сообщения. Они клеились к ее коже, цеплялись, как магические пиявки, а когда Джесси пыталась убрать руку, сила медлила, прежде чем отпустить ее. Девушка мысленно сделала пометку: рассказать горцу о странном Мирддине и о письме, от которого у нее мурашки по коже. Но сначала вопросы.

— Это потому, что ты касаешься реликвии Невидимых, девочка, — мягко сказал он.

— Что?

— Озноб. Темная сила холодна. А артефакты Светлых излучают слабое тепло. Если человек хотя бы коснется страницы Темной Книги, она высосет из его тела все тепло. Говорят, что носящий Темную Книгу перестает быть человеком, день за днем она вытягивает из него остатки внутреннего света.

Джесси впитывала информацию, но не собиралась отвлекаться от главной темы. Ей нужно было вернуть контроль над своей жизнью, а для этого необходимо понять, в какой ситуации она находится сейчас . Темная же Книга, чем бы она ни была, к данным проблемам отношения не имела.

— Значит, все, что нам нужно сделать, — это держаться подальше от упомянутого Лукана, пока не пройдет пора платить десятину, а потом заклятие будет разрушено? Тебе нужно прятаться всего три недели? Это все?

— Айе.

— А что потом? Когда заклятие разрушится и ты выйдешь на свободу?

Сможет ли он избавиться от того, кто хотел ее смерти? Гарантировать, что она вернется к нормальной жизни?

Кейон глубоко вздохнул, глаза цвета виски замерцали неожиданной ледяной жестокостью. Когда горец заговорил, его голос был твердым.

— Тебе больше никогда не придется беспокоиться о Лукане Тревейне. Никому не придется. Клянусь.

Джесси шагнула назад, хотя и не собиралась этого делать. Внезапно из сексуального мужчины горец превратился в дикого зверя. Его губы растянулись в безмолвном рычании, ноздри расширились, глаза сузились. Безумие, порожденное тысячей лет заключения, глядело на нее из этих глаз цвета виски, холодных, как кромка Темного Стекла.

Девушка сглотнула.

— Ты говоришь так, словно уверен в победе над Луканом, а ведь именно он запер тебя в зеркале. — Она не могла не указать на это.

Злобная, язвительная усмешка искривила губы Кейона.

— Ах, Джессика, на этот раз победа будет за мной. В этом можешь не сомневаться, — с легкой угрозой в голосе ответил он.

От этих слов Джесси промерзла до костей. В его голосе была такая непоколебимая уверенность, что у нее не осталось ни малейших сомнений в том, что Кейон МакКелтар способен сохранить ей жизнь.

Она чувствовала, что в рукаве у него припрятана пара трюков. Несмотря на то что он застрял в зеркале. Трюков, которых она не могла себе представить. И Джесси снова почувствовала, что в нем есть кое-что еще.

О да, так или иначе, этот мужчина сможет защитить ее от опасности.

А как ты собираешься защититься от него ?

Хороший вопрос.

Впереди двадцать дней. И он будет выходить из зеркала каждый день, пусть даже ненадолго.

Господи Боже, ну и что ей делать?

Кейон МакКелтар притягивал ее с такой силой, что логика и разум оказывались вне игры. Хотя опять же, скривившись, подумала Джесси, чему тут удивляться? В сложившейся ситуации логика и разум оказывались вне игры. Джесси с досадой подумала о том, что ее девственность до сих пор осталась нетронутой не благодаря нерушимым моральным принципам, а просто потому, что никогда раньше она не испытывала такого «крышесносного» гормонального взрыва. Случись такое раньше, ее не хватило бы надолго.

— Обслуживание номеров! — Жизнерадостный голос раздался одновременно с резким тра-та-та по двери.

Джесси отвернулась от зеркала.

— Слава Богу, — сказала она. — Я умираю от голода.

Кейон подался назад, скрылся за серебром так, чтобы видеть комнату, оставаясь при этом невидимым.

Джессика подошла к двери, а он не сводил глаз с ее аппетитной попки. Совсем недавно он держал эту попку в руках, наслаждаясь прикосновением к шелковистой коже. Он готов был сделать ее своей женщиной, наполнить ее собой, вбиться в нее. Он касался ее полной тяжелой груди, целовал пухлые губы, пробовал ту сладость, которой была Джессика Сент-Джеймс. И вскоре он попробует сладость между ее бедер, будет лизать и посасывать, пока она не начнет содрогаться в оргазме за оргазмом.

Приглушенный рык затрепетал в его горле. Господи, ему очень нравилось смотреть на то, как она двигается! Ее походка была уверенной и быстрой, но при этом грациозной и сексуальной. С таким телом, как у нее, невозможно не быть сексуальной. Коротко подстриженные темные кудряшки только придавали ей женственности, подчеркивая нежную кремовую шейку, тонкие ключицы, мягкий изгиб спины.

« Я не хочу говорить о том, что произошло », — сказала она.

« Я не против, женщина », — подумал Кейон, беззвучно рассмеявшись и пожав плечами. Им не нужны слова.

Их тела говорили на одном языке, одними и теми же словами.

Он смотрел на Джесси, и что-то горячее и властное зарождалось в его груди.

Дело было не в том, что он хотел переспать с ней. Он отвечал древнему непреодолимому зову.

Это была дикая, животная страсть. Это была потребность…

Есть . Черт побери. Его рот начал наполняться слюной. Он учуял запах мяса.

— Поставьте сюда, — говорила Джессика, показывая на столик у окна.

Стройная женщина, которой было слегка за тридцать, с каштановыми волосами до плеч, вкатила в комнату столик на колесиках и направила его по узкому проходу между кроватями и мебелью.

Красное мясо. Слава богу, девочка не заказала рыбу или птицу! Прошло более века с тех пор, как он ел в последний раз, и ему хотелось мяса с кровью. В последний раз, когда Лукан освободил его, Кейон жадно накинулся на обед из хлеба, сыра и эля. Для его вкусовых рецепторов это был праздник, но не хватало сочного, нежного, плотного мяса. Воспоминание о мясе преследовало его уже более четырехсот двадцати семи лет.

Находясь в зеркале, он не испытывал телесных нужд — ни голода, ни жажды, ни потребности спать, справлять нужду или мыться, — но это не означало, что у него не было психологических потребностей.

Он был голоден. Черт побери, как он был голоден! Он проводил много времени, погрузившись в воспоминания о вкусе и запахе любимых блюд.

Кейон закрыл глаза, наслаждаясь ароматами, проникавшими в зеркало, пока женщина разгружала столик.